Камень. Книга 9

— Вот и молодец. Как у вас там вообще дела?

— Нормально.

— А почему мне про драку не докладываешь? — Тон родителя стал достаточно жёстким.

— Ну, тебе же и без меня все в красках другие расписали, вот я и не стал тебя отвлекать от важных государственных дел. Тем более есть информация не для телефонного разговора.

— Кузьмин мне уже на это намекнул. Ладно, отдыхайте на своем пляже, можете еще по бутикам прошвырнуться… И постарайтесь снова не влететь в какой-нибудь блудняк!

— У нас без блудняка не получается, отец, — хмыкнул я.

— А вы всё-таки постарайтесь. Конец связи…

* * *

На пляже мы пробыли практически до пяти часов вечера, и все это время я аккуратно отслеживал перемещения как двух индийских колдунов, так и Кузьмина с батюшками Владимиром и Василием. В конце концов они все вместе обосновались в нашем отеле и никуда больше не перемещались.

Гогенцоллерны, Медичи и Нарышкин алкоголь больше не употребляли, как и все остальные — вечером опять предстояло посещение дворца Гримальди, и все должны были быть в форме. Эксцессов не случилось — наши девушки всерьёз отнеслись к моей просьбе подружиться с норвежской принцессой и наконец взяли её в свою компанию. Особенно старались сестры Гримальди, пользуясь своим особым статусом хозяек, остальные не отставали тоже, молодые люди и без подсказок со стороны желали видеть девушку в своей компании. Сама Соня, впрочем, помнила о моей просьбе и старалась от меня далеко не отходить, периодически заводя разговор на различные интересующие ее темы. Пришлось в общих чертах описать наши скромные развлечения в Монако, не забыв упомянув про мотоциклы, и поделиться впечатлениями от нашей поездки на Ибицу — естественно, без особенно кровавых подробностей. Потом от норвежки последовал вопрос про Россию, а именно: как проводит время светская молодёжь в Москве? Этот вопрос я переадресовал нашим девушкам, с улыбкой пояснив, что они эту жизнь опишут гораздо лучше меня. Вернувшаяся через какое-то время Соня вид имела романтично-мечтательный:

— Алексей, как же мы скучно живём в своем Осло! — вздыхала она. — А можно у тебя напроситься в гости в Москву?

— А ты себя будешь хорошо вести? — не удержался я и ответил вопросом на вопрос.

— Если ты возьмёшь надо мною шефство, то обязательно, — захлопала она глазками и тут же спросила, без всякого перехода: — Алексей, а можешь в подробностях рассказать о том нападение на вас в Сен-Тропе? А то девочки не хотят общаться на эту тему, а в газетах написана какая-то ерунда…

— Соня, — хмыкнул я, — хочу тебе напомнить то, что говорил уже ранее: любопытство сгубило кошку. — И, оглядевшись по сторонам и убедившись, что нас никто не слушает, продолжил: — Мне понятен твой интерес, но придётся тебе довольствоваться информацией из открытых источников.

— Я все понимаю, — закивала она и состроила недовольное личико, — но так хочется знать…

С улыбкой рассматривая и не думавшую смущаться девушку, я поймал себя на мысли, что она мне очень напоминает своим любопытством и непосредственностью моих сестёр. Видимо, воспитание в самом влиятельном роду страны все же накладывало что на Соню, что на Машу с Варей некий легкий отпечаток вседозволенности, и для норвежки задать подобный вопрос было отнюдь не наглостью, а всего лишь обычным любопытством. А то, что она задавала его мне, свидетельствовало о развитой чуйке девушки — она точно знала, что я на неё не обижусь.

— Соня, а тебе не кажется, что задавать мне подобные вопросы с твоей стороны не совсем корректно?

— Брось, Алексей, — улыбающаяся девушка перешла с французского на русский. — Как у вас говорят: за спрос денег не берут?

— Это только так говорят, Соня, — ответил я тоже на русском. — Иногда за спрос не только деньги берут, но и головы отры… Впрочем, не будем об этом.

— Не будем, так не будем. Кстати, Алексей, — Норвежка опять перешла на французский, — тебе, наверное, очень трудно живётся.

— Что ты имеешь в виду?

— Не успеваешь отбиваться от девушек, — Соня хихикнула и указала глазами в сторону наших красавиц. — Одни только сестры Гримальди держатся, да Хачатурян с Панцулаей. Все остальные в тебя влюблены в той или иной степени. — И только я хотел вставить слово, Соня продолжила: — Как же я тебя понимаю! У меня на родине этих обожателей как грязи… Есть ещё в Швеции и Финляндии, ну еще в парочке других стран.

— Соня, — я вздохнул, — а почему ты мне это все рассказываешь?

Девушка нахмурилась, долго не отвечала, вглядываясь в море, а потом вздохнула:

— А мне просто больше не с кем вот так поговорить, кроме родичей, если я с кем-то начинаю разговаривать, меня принимают за сумасшедшую, даже подружки… А ты меня понимаешь, потому что сам все видишь и чувствуешь… Алексей, — Соня прижала руки к груди, — можно мне с тобой хоть иногда так общаться, раз уж ты все равно доложишь обо мне отцу?

— Можно, — улыбался я, прекрасно понимая девушку. — Обращайся в любое время.