Камень любви

— И раньше пьянства хватало, — улыбнулась Ольга Львовна. — Единственно, наркоманов не было, и участкового как огня боялись. В магазинах, правда, шаром покати. На полках трехлитровые банки с зелеными помидорами да с березовым соком. А в любом деревенском доме на столе все, чего душа пожелает: пироги, сало, мясо копченое, а уж про картошку, особенно, молодую, огурчики малосольные, помидоры, грибы, варенье и поминать не стоит! Весь слюной изойдешь! Яйца, молоко парное, варенец, масло, сметана… Это, как полагается, у каждой хозяйки в закромах. Накормят, и с собой котомку соберут… Помню, принесли мы в лагерь туесок яиц, пару ковриг хлеба, картошки молодой да огурцов, а еще трехлитровую бутыль браги нам одна бабуля всучила. Мы с подругой не знали, что это такое. Думали квас такой, сладенький… Начальник экспедиции нас отругал, дескать, побирушки вы этакие. Мы до слез обиделись. Какие мы побирушки? Люди от чистого сердца давали. Мы и отказывались, и объяснили, что до лагеря далеко, не унесем. Так одна из бабуль велела своему деду лошаденку запрячь, тот нас до места и добросил.

Ольга Львовна вновь вздохнула.

— Хорошие люди были, чистые, светлые. «Консервы, — спрашивают, — едите? Борщи из банки? А у меня вон капуста на грядке, и морковка, и лучок зеленый». Помню, одна бабуля нам сноп щавеля нарвала, а другая неделю по ведру парного молока в лагерь приносила, пока мы возле той деревни стояли. А деньги предложишь — засмущаются, отнекиваться начинают. «Не по-божески!» — говорят. И это в те времена, когда по-божески жить не полагалось. Сейчас вот все разрешено, вон даже президент в храме молится, а бесовство да кощунство махровым цветком распустились. Но не будем о печальном! — Ольга Львовна улыбнулась. — Нас начальник «продотрядом» прозвал, а после того, как нашей бражки отведал, смилостивился, и уже не ругал за деревенские подарки. Только умолял не усердствовать… Правда, он нас особо никогда не бранил, может, потому, что мы лучше и быстрее других нужные сведения добывали.

Ольга Львовна вновь поправила подушку, улыбнулась печально.

— Золотое время, чудесное! Оттого, что молодыми были, наверно. Доверчивыми, искренними. И старики это чувствовали…

— Татьяна! Люда! — в палатку заглянула Ева. — Долго вас ждать? Бегом в штабную палатку! Анатолий уже сердится!

— Сейчас! Совсем забыла! — смутилась Татьяна и посмотрела на своих помощниц. — Управляйтесь без нас. Начальство требует на ковер!

Поймала недоуменные взгляды, но объяснять ничего не стала. Вышла поспешно вслед за Людмилой. Та вообще обошлась без лишних слов. Накинула куртку и молча последовала за Евой. Татьяна догнала их уже на подходе к ступенькам, ведущим из ложбины наверх.

Дождь прекратился, но тучи по-прежнему затягивали небо. Луч Евиного фонарика едва пробивал плотный кокон темноты. Все вокруг пропиталось водой, ноги то и дело проваливались в мелкие рытвины, лужи, подошвы скользили по траве и раскисшей почве. С горем пополам они преодолели подъем и вышли на поляну. Там было светлее, уже горели костры, возле которых толпилось мужское население лагеря, пытаясь согреться и обсушиться. Рядом, между металлическими опорами кухонного тента, растянули веревки, на которых развесили мокрые одеяла и спальники. Вероятность, что они просохнут, была небольшой, поэтому, как ни крути, нынешняя ночь могла показаться экспедиционному люду бесконечной.

Ева, словно почувствовав ее настроение, обернулась на мгновение:

— Не дрейфь, подруга! Бывало и хуже!

Тихо засмеялась Людмила.

— Помнишь, Ева, как спасались от степного пала в озере и молили Бога, чтобы послал дождичек?

— Помню, — вздохнула Ева, — часа три сидели. Весь лагерь в одночасье выгорел. Тогда бы сегодняшний дождичек! А сегодня к костерку бы поближе. Или к боку теплому прислониться. Да поспать чуток!

Она сомкнула руки на груди.

— Эх, обнял бы кто-нибудь, согрел!

— Сейчас согреют! — весело пообещала Людмила и пропела:

Командир наш сердит,
Нас ругает и бранит…

Ева мигом подхватила:

Что мы девки спорые,
Но дюже бестолковые…

Татьяна удивилась. Надо же, нашли повод для веселья, частушки распевают. Но чего им не распевать? На их же глазах человека не убили! И в подозреваемых они не числятся. А вот у нее в перспективе ничего хорошего, лишь новые объяснения с полицией. Стоило Татьяне прийти в себя после аварии, как в палату к ней тут же наведался следователь. Поэтому она знала, насколько эти объяснения неприятны, даже в том случае, если ты не виновен. Но теперь вряд ли все обойдется, как в прошлый раз. По факту убийства непременно возбудят уголовное дело. Наверняка будут допрашивать. И хорошо, если определят в свидетели, а не в обвиняемые. Слишком зыбкая грань между этими понятиями, особенно, если тебе нечего сказать в свое оправдание…