Она отпрянула назад с такой силой, что затрещала ткань рубашки, и, видно, с перепугу, цапнула бойца за маску, но стянуть ее не успела. Омоновец отклонился в сторону, но только на миг, и тут же, стиснув запястье, завернул ей руку назад так сильно и резко, что она вскрикнула от боли.
— Вот же паскуда! — процедил он сквозь зубы. — Пристрелю!
И, видно, для надежности, схватив второй рукой за волосы, рванул, запрокидывая голову назад, отчего шею пронзила острая боль. Но эта боль вдруг разметала все страхи. Татьяна развернулась, как туго сжатая пружина, и, вложив все силы в удар, словно Айдына боевым чеканом, саданула противника бутылкой с нашатырем по голове.
Глухой удар, звон стекла, вскрик, дикие вопли… Удушливое облако аммиака, выедавшее глаза, ноздри, гортань, мигом заполнило палатку. Зажав рот подолом рубашки, Татьяна метнулась первым делом к Анатолию. Подхватила его под мышки и (откуда только силы взялись?) выволокла наружу, протащила сквозь кусты, заливаясь слезами и дико кашляя. А из палатки, спасаясь от ядовитого газа, громко топая и ругаясь, в панике ломилась толпа — археологи и омоновцы вперемешку. Забыв об опасности и осторожности, люди рвались поскорее выбраться на свежий воздух.
— Где, где эта сволочь? — прокричал кто-то, задыхаясь. — Урою гадину!
«Урыть» собирались явно ее, и тогда, не оглядываясь, она помчалась в темноту, не разбирая дороги, продолжая давиться слезами и кашлем. А следом неслись брань, треск, грохот, женские визги и опять — выстрелы.
Мелькнули впереди какие-то тени, Татьяна шарахнулась в сторону и вновь побежала, спотыкаясь о камни. Затем налетела на дерево, нырнула под колючие ветки, чуть ли ни на четвереньках преодолела залитую водой канаву и, запутавшись в кустах шиповника, упала в мокрую траву. Она хорошо понимала, что теперь ее не отпустят живой. Будут искать, преследовать, быстро найдут и, возможно, убьют. Не сразу, конечно. Сначала изобьют, затем станут пытать, искалечат… Как того начальника экспедиции, о котором рассказывал Анатолий…
Страх вновь поднял ее на ноги, и она, шатаясь, направилась в глубь леса. Но сзади послышались сердитые вопли, громкая ругань. Похоже, опять в ее адрес…
Резко свернув влево, Татьяна бросилась к реке. По стволам деревьев метались сполохи огня, извивались и корячились уродливые тени. Крики и вопли за спиной подстегивали, заставляли бежать быстрее, но, впрочем, ей только казалось, что она бежит, на самом деле она едва плелась, истекая слезами, и тщетно пыталась заглушить кашель оторванным подолом рубахи.
Просто чудом не переломав ноги, она миновала каменистый откос и оказалась на берегу. Луна наконец-то пробилась сквозь тучи, но свет ее был робок и почти не разгонял ночную темь. Бледно-серебристая дорожка, словно пунктиром, перечеркнула Абасуг, тихо шуршали волны, наползая на отмель и увлекая за собой песок и мелкую гальку. Голоса преследователей отсюда были едва слышны, но внезапно почти рядом вновь ударил автомат, на этот раз очередью. Пули вжикнули над головой, выбили фонтанчики искр из крупного валуна в паре шагов от Татьяны. Стреляли, кажется, наобум, иначе бы попали.
К счастью, луна спряталась за тучами, сразу стемнело. Но Татьяна не стала ждать ни возвращения луны, ни того, когда невидимый стрелок обнаружит цель, хорошо заметную на белесых камнях, и без раздумий бросилась в воду.
Глава 30
Течение мягко подхватило ее и понесло, покачивая на волнах. Вода омыла лицо, прошла резь в глазах, стало легче дышать, и Татьяна быстро поплыла вперед, стараясь не пропустить бухточку, в которой так хорошо поплескалась днем. Луна уже смелее выглянула из-за туч, залила серебристым светом берег, поэтому бухточку Татьяна заметила сразу и, энергично взмахивая руками, направилась к ней.
Хватаясь за ветки, подтянулась к берегу, но выйти на сухое место мешал топляк, который прибило к камням. Татьяна схватилась за него одной рукой и завопила от ужаса. Оказалось, это не бревно, а мертвое тело. Зацепившись за ветки, оно покачивалось у самого берега. Бледное, сведенное жуткой гримасой, лицо Федора выступало над водой, одежда пузырилась, и, видно, поэтому убитый оставался на плаву.
Татьяна отпрянула назад, ушла под воду и, едва не захлебнувшись, снова вынырнула. Фыркая и отплевываясь, рванула в сторону и тут вдруг услышала голос, который показался ей самым родным на свете:
— Танька, дьявол тебя порви! Плыви к берегу!
— Ева! — Татьяна от радости чуть было снова не ушла под воду. — Откуда ты?
— От верблюда! — сердито ответила полька и от кромки воды протянула ей длинный и гибкий прут. — Держись, подруга!
Бормоча проклятия, Татьяна выбралась на берег. Вода лила с нее ручьем, кеды чавкали, пряди волос прилипли к лицу.
— Матка Боска! — всплеснула руками Ева. — Ты тоже сбежала?
— Как видишь! — Татьяна судорожно перевела дыхания. — Там, в воде… Федор… Его труп…
— Труп? — Ева направилась к воде, постояла несколько мгновений, вглядываясь, и крикнула: — Поможешь мне?
— Чем? — напряглась Татьяна. — Труп вытаскивать не буду!