Камень любви

Она подошла. Ксерокопия получилась бледная, и она вряд ли разглядела бы детали седла и сбруи, но зато увидела иное — мелкие буквы, подковой охватившие всадника. «Собранiе книгъ Т. С. Князя Фаддея Бекешева» — вот что там было написано. Спазм перехватил дыхание, и она схватилась за горло. Но тут Кирилл снова позволил ей отдышаться.

— А что такое Т.С.? — спросил он, заглянув через отцовскую руку в бумагу.

— Милостивый государь, — расплылся в улыбке Анатолий, — вам ли не ведомо о табели о рангах? Т. С. — тайный советник, чин III класса!

— Знаю, конечно, — смутился Кирилл. — Просто раньше аббревиатура не встречалась. В армии чин III класса соответствовал званию генерал-лейтенанта. Получается, князь Бекешев состоял на государственной службе и занимал высокий пост?

— Я тебе больше скажу, — Анатолий сел на любимого конька: все растолковать, разложить по полочкам. И в этом порыве, кажется, совсем забыл о Татьяне. — Фаддей Бекешев служил в Министерстве внутренних дел, какое-то время возглавлял Инородческий департамент, а затем занимался кочевыми народами в Министерстве государственных имуществ и являлся вдобавок главным попечителем калмыцкого народа. Но самое важное для нас: князь был хорошо знаком с Николаем Катановым — известным российским тюркологом, родом из минусинских татар. Так до революции называли коренные народы, жившие в Минусинской котловине. Мало того, Бекешев помогал ему в организации экспедиций в Сибирь и Монголию. Отсюда и эта бляшка, наверно. Сам он тюркологией не увлекался, но, возможно, читал труды своего друга. Ведь в нем, судя по всему, тоже текла кыргызская кровь.

— У Бекешева? — поразился Кирилл. — Он разве родом из Сибири?

— Представь себе! — улыбнулся Анатолий. — Кстати, знакомься: Татьяна — наш художник и по совместительству праправнучка Фаддея Бекешева. Или я ошибся, Таня?

— Убиться об стену! — воскликнул мальчик. Лицо его радостно оживилось. — Это вы нарисовали портрет Бауэра? Классно получилось!

— Классно, — вздохнула Татьяна. — Но лучше бы я его не рисовала!

— Почему? — удивился Кирилл.

— Ладно, сын, довольно об этом, — вмешался Анатолий. — Иди, располагайся. И освободи своего учителя от присутствия Людмилы. А то смотрю, уже присела ему на уши. Скажи, пусть сменит Еву. Та еще не обедала.

— И Ева здесь? — обрадовался Кирилл.

— Все здесь, — вздохнул Анатолий. — Давай беги!

Он проводил взглядом сына, который направился к крайней палатке. Там уже стояли руководитель кружка и Людмила. Девушка, отчаянно жестикулируя, что-то рассказывала. Молодой человек улыбался.

— Пойдем! — Анатолий коснулся плеча Татьяны.

Видно, на ее лице отразился испуг, потому что он усмехнулся:

— Не бойся! Не съем!

— Вот еще! — Она сердито тряхнула плечом, сбросив его руку, и первой направилась к входу в палатку.

Анатолий покачал головой, недоуменно хмыкнул и двинулся следом.

Глава 24

— Проходи, — Анатолий отвел в сторону полог палатки. — Надеюсь, нам дадут спокойно поговорить.

Они сели за стол, друг против друга, как два шахматиста, только вместо доски с шахматными фигурами между ними лежал лист бумаги с портретом Бауэра.

Анатолий поставил локти на стол, стиснул ладони и уперся в них подбородком.

— Таня, — сказал он, — я не стремлюсь напугать тебя до смерти, но ты выглядишь так, будто вот-вот распрощаешься с жизнью. Чего ты боишься? Скажи!

— Я боюсь одного, — сказала она, — что эти непонятки поссорят нас. А я не хочу этого.

— Я тоже не хочу, — Анатолий мягко коснулся ее руки, сжал пальцы. — Успокойся. Нужно понять, откуда взялась эта книга? По сути, она интересна узкому кругу специалистов. Но попала не по назначению.

— Мягко сказано — не по назначению. Она попала в руки преступников, но не представляю, каким образом.

— Это очевидно: нашли тайник, в нем — эта книга. Предложили ее, скорее всего, любителям старины, антиквариата. Сейчас эти сделки без особого труда обстряпывают через Интернет. Возможно, покупатель из нашего региона. И должен знать Раису как облупленную, чтобы предложить ей перевод текста.

— А что там сложного, в этом тексте? — удивилась Татьяна. — Я читала книги с ятями и ерами, фитой и ижицей. У нас полно старых книг в библиотеке. Поначалу глаз спотыкается, а потом привыкаешь и даже не замечаешь.

— Согласен, книги девятнадцатого и, особенно, начала двадцатого веков можно прочитать без труда. А вот тексты восемнадцатого века трудноваты для дилетанта, особенно, если отпечатаны полууставом, кириллицей. Да и сами они даже на слух звучат непривычно.

Анатолий прищурился:

— Слушай, это отрывок из одного документа конца семнадцатого века: «…и великие государи пожаловали с Родионом шерть, а я, Ереняк, со всеми улусными людьми на своих правдах шерть пил чистым сердцем. А буде вы нa своих правдах не устоите, буди грех на воеводе и на Родионе, а буде я, Ереняк, на своей правде не устою, и буди тот грех на мне, Ереняке, и на всех улусных людех». В принципе, растолковать его нетрудно: кыргызский князь Ереняк клянется в верности русскому царю и предупреждает о взаимной ответственности сторон.