Камень любви

Но от этих воспоминаний вовсе стало невмоготу, и тогда, чтобы отвлечься, она принялась считать секунды между блеском молний и раскатами грома. Одна, две, три… Ветер постепенно стих, но дождь продолжал хлестать во всю силу. Яркая вспышка, затем секунды через четыре — новый гулкий раскат. Пять секунд… Когда промежуток увеличился до семи, она поняла, что гроза, слабея, уходит. Гром гремел реже и глуше. Молнии тоже вроде ослабли, лишь иногда короткая нервная вспышка мелькала на горизонте, не вызывая того первобытного ужаса, как в начале грозы.

— Слушай, — Ева повернула к ней бледное лицо, перечеркнутое мокрыми слипшимися волосами. Губы ее растянулись в улыбке. — Чего трясешься? Привыкай, подруга, в поле, бывало, и не в такие переделки попадали! — И посмотрела на небо. — Чую, крепко мы кое-кого разозлили! Вон как рычат и плюются!

— Кого разозлили? — удивилась Татьяна. — Местных духов?

— А что тут странного? — удивилась полька. — С духами в этих местах баловать опасно. Не зря говорят: «Не буди лихо…» Мои предки жили в Сибири, почитай, с середины восемнадцатого века. Один из них, Сергиус Сташевский, служил в Краснокаменском остроге, а его сын искал и нашел золото в Ирбинской тайге. Прадед основал метеостанцию в Енисейске, а другой, по маме, лечил сифилис у инородцев. Но с духами они не шутили, знаю точно. Отец, с младенчества помню, как пойдет в лес за грибами-ягодами, обязательно на пенечке краюху хлеба оставит, или сала кусочек, или пирога. Вроде как птичкам, но позже я поняла: хозяина леса угощал. Сильны в нас языческие корни. В Сибири это особо чувствуется.

Она вздохнула и окинула Татьяну задумчивым взглядом, а затем неожиданно спросила:

— Хочешь, скажу, почему Таней тебя не называю?

Татьяна пожала плечами. Нашла время выяснять!

Но Ева словно не заметила ее недовольства и продолжала с той же едва заметной улыбкой:

— Я, конечно, могла промолчать… Но вдруг приедешь ко мне в Польшу. Там лучше называть себя Татьяной. «Таня» по-польски — «дешевая», а «Tania odzież» — не модная авторская коллекция, а название типа «секонд-хенд».

— Спасибо, просветила! Представляю, как ты надо мною потешалась! — буркнула Татьяна и отвернулась.

— Прости! — Ева коснулась ее руки. — Дура я! Хотела тебя немного развеселить! Неудачное время выбрала!

— Спасибо, развеселила несказанно! При случае всему лагерю сообщи… — Татьяна разозлилась еще больше. — Тебе, видно, доставляет удовольствие подкалывать меня?

— Танюша, ну, прости! — Ева обеими руками развернула ее к себе. — Совсем не хотела тебя обидеть! Честное слово, я безумно рада, что теперь у Анатолия есть ты! Поверь! И Борька рад! А Таня правда — красивое русское имя. Бог с ней, с Польшей! У нас «урода» переводится на русский как «красота», так что, будешь и тут обижаться на поляков?

— Ладно! — Татьяна ладонью смахнула воду с лица. — Прощаю! Хорошо, что предупредила! А то ходила бы в Польше Таней — секонд-хенд! — И рассмеялась. — Бывает же такое!

Ева засмеялась в ответ и, вскочив на ноги, протянула ей руку.

— Пойдем! Пока совсем не стемнело, нужно добраться до лагеря. А то все кости переломаем на камнях.

Глава 28

Поддерживая друг друга, они выбрались на тропу. Дождь лил не переставая, но уже не с той бесшабашной силой, которая сметала все на своем пути. Осторожно ступая по скользким камням, цепляясь за мокрые корни и ветки деревьев, они благополучно преодолели грязный поток и вышли на поляну.

— Холера! — с чувством произнесла Ева, узрев безобразие, которое сотворила буря с лагерем экспедиции.

— Ничего себе! — выдохнула Татьяна, потрясенная ничуть не меньше своей подруги по спасению.

И правда лагерь представлял жалкое зрелище. Почти все палатки сорвало или повалило ветром, клочьями свисал и тент над обеденным столом. По поляне были разбросаны мокрые, растерзанные вещи. Под ногами валялась миски, кружки, ложки, вбитые ливнем в грязь. Даже котлы из военно-полевой кухни, тяжелые, литров этак на сто, лежали на боку в мутных лужах, облепленные сбитой листвой, травой и жирной, как мазут, глиной. Видно, их собрались мыть после обеда или даже помыли, но не успели вернуть на место.

Весь экспедиционный люд — растерянный и жалкий — ютился под двумя полотнами брезента, натянутыми за веревки между деревьями. Самые отчаянные, кто в трусах, кто в разноцветных дождевиках и в резиновых сапогах, а кто просто босиком, — бродили по поляне, собирали одежду, обувь, спальники, одеяла и сносили их к обеденному столу, где уже скопилась приличная груда мокрых вещей. Еще несколько человек стаскивали в кучу обломки сучьев. Поварихи с заплаканными лицами собирали посуду и складывали ее в котлы, которые только что извлекли из лужи Сева и Митяй.

Ева решительно направилась к штабной палатке, которая, на удивление, устояла, а Татьяна замешкалась, отыскивая глазами Анатолия. Серый сумрак уже затопил поляну, дальние предметы расплывались в дымке. Еще немного — и наступит ночь. Каково будет ее пережить промокшим насквозь людям?