Камень любви

— Да какие там припасы? — Ольга Львовна улыбнулась. — Я за вас переживаю. Промокли, замерзли, проголодались… Ночь длинной покажется. И для ночлега особых условий нет. А припасы… Припасы в экспедиции общие. По тумбочкам разве крыса какая прячет. Так крысы у нас не приживаются.

— Ничего, сейчас несколько коробок разломаем, подстелим, прижмемся друг к дружке, согреемся, — бодро заявила Людмила. — Правда, девочки?

У девчонок мигом заблестели глаза. Они оживились и вразнобой затараторили, перебивая друг друга:

— Конечно, переночуем!

— Сейчас рано светает, а утром солнце взойдет, и согреемся!

— А у меня сухарики есть…

— А у меня банка тушенки…

— А у меня…

Татьяна тоже влилась в дружный хор голосов:

— Можно лапшу заварить, у меня в запасе несколько пакетиков. На всякий случай прихватила. Добавим в лапшу тушенку, и получится отменный супчик.

— Отлично! — Людмила даже хлопнула в ладоши. — Браво, Татьяна!

Девчонки мигом изобразили бурные аплодисменты.

— Главное, не надо бежать в лагерь за продуктами, — подытожила Татьяна и засучила рукава. — Давайте выложим на стол все, что у нас есть съедобного…

У Ольги Львовны нашлась старая алюминиевая кастрюля, и работа закипела. Подложив под локоть подушку, камеральщица наблюдала за суетой вокруг стола. Лицо у нее осунулось, видно, спина давала о себе знать или утомила непривычная суета, а может, всему виной было плохое освещение?

Сердце у Татьяны сжалось. Ей ли не знать, как это печально — ощущать себя больной и никому не нужной?

— Ольга Львовна, — она приветливо улыбнулась и предложила: — Расскажите, что-нибудь. Так и время быстрее пойдет!

— Да что рассказывать? — вздохнула камеральщица. — Из рассказов суп не сваришь, но время и вправду убить можно. — И вдруг улыбнулась. — Смотрю сейчас на вас и вспоминаю, как в молодости ездила в археологическую разведку. Где только не побывала: и в Туве, и на Алтае, и в Бурятии, и здесь, в Минусинской котловине. Приедем, бывало, в деревню, и первая задача — обойти окрестности, расспросить старожилов, есть ли поблизости курганы, писаницы, места обрядов. Самое занятное, оказывается, — с людьми общаться, особенно со стариками. Мы поначалу стеснялись, а потом поняли, что старики самые благодарные рассказчики. Их только зацепи! Вот как меня, например.

Она притворно сердито глянула на Татьяну.

— Кое-кто вовремя задел эту струну, она и запела!

Ольга Львовна взбила подушку под локтем, устраиваясь удобнее, и продолжала уже с большей охотой, заметив, что девушки, хотя и заняты готовкой, но слушают ее с интересом.

— С молодежью скучно было — им наши вопросы в диковинку, местную историю не знали, да и мало интересовались, наверно. Чаще на танцы нас приглашали или на мотоцикле прокатиться! Иногда очень настойчиво! Так что к молодым мы старались не лезть с расспросами. А старики на разговор шли с удовольствием. Каких только историй не рассказывали. Кряхтят, бывало, еле ноги таскают, но, если есть, что показать, обязательно покажут, проводят или дорогу так объяснят, что захочешь заблудиться — не заблудишься. А это немаловажно. Мы ведь с рюкзаками, нивелирами, рейками по тем местам бродили. В одной руке — блокнот, в другой — планшет с картой, на спине — рюкзак, в кармане — непременно удостоверение Государственной археологической экспедиции. Без документа никак нельзя. Находились бдительные граждане, просили предъявить… Но везде встречали нас уважительно. Понятно, что люди не просто по горам и долам бродят, а серьезным делом занимаются — наукой. Бабули охали, головами качали, когда узнавали, что мы в палатках живем. Холодно, мол, ночью, комары, дожди… Зайдешь в деревеньку, а тебе и ночлег предложат, и баньку затопят, а уж накормить — вообще святое дело.

— Сейчас и накормить — не накормят, и в дом не пустят, — скривилась Людмила. — Законы рынка: хочешь есть — плати, а ночевать — так вон за околицей пустырь, ставь палатки — и живи! И ничего, что на пустыре помойка, и стаи бродячих псов за кусок порвут. А ночью местные кавалеры, в дымину пьяные или обкуренные, покоя не дают…