Камень, ножницы, бумага

Рейсовый теплоход под ярко-голубым небом пересекает простор реки Парана-де-лас-Пальмас. Солнце сверкает на поверхности воды, и зайчики от этих бликов пляшут на потолке, на лакированной палубе, на лицах и волосах моих попутчиков. Вокруг царит оживление, некое праздничное, но в то же время сдержанное настроение, как будто давление нагнеталось слишком долго и теперь мы не вполне хорошо представляем себе, каким будет взрыв. Сердце мое колотится, и я уверена, что большинство пассажиров чувствуют то же, что и я. Я уже узнала кое-кого из братьев и сестер Эмиля, один из них тоже меня узнал, несмотря на тридцать лет, прошедших с тех пор, как меня сфотографировали и появились те самые снимки, которые он, судя по всему, видел. Я сижу на носу судна и замечаю, что каждый, на кого падает мой взгляд, погружен в свои мысли: оглушающее стрекотание двигателя – подаренная нам передышка в беспокойных беседах, начатых на речном вокзале, в представлениях одних другим, в бесплодных попытках в двух словах рассказать о себе – кто мы и почему мы здесь.

Еще один рейсовый теплоход придет другим маршрутом. Он уже, наверное, миновал причал возле нашего дома и теперь, скорее всего, идет по Сан-Антонио к Парама-де-лас-Пальмас. Встреча назначена в доме родителей Эмиля.

Я стараюсь не думать о грустном, стараюсь быть веселой. Всё для меня смешалось. Над головой пролетает выстроившаяся клином птичья стая. Летят куда-то – вместе, как и мы. Когда тот, кто летит во главе клина, устанет, его место займет кто-то другой, и вот так – по очереди возглавляя строй, ободряя друг друга, меняясь местами, они и достигнут цели. Опуская глаза с неба на землю, я встречаюсь взглядом с голубыми глазами старшего брата Эмиля. Я не знаю, что именно он наговорил на компакт-диск. А он не знает, что рассказала я. Все вместе мы создаем историю Кармен и Эмиля, чтобы познакомить с ними Ариэля.

Молодой человек спускается по ступенькам и направляется к нам, сгрудившимся на причале, не решающимся на следующий шаг. Сердце обрывается у меня в груди. Ко мне приближается Марито – вот его раскрепощенное тело, руки по бокам, лицо цветет открытой улыбкой. На глаза наворачиваются слезы. «Это не Марито, а Ариэль, – говорю я себе, – сын Кармен и Эмиля». Когда он подходит, всё встает на свои места. Он с нами здоровается – персонально с каждым. Каждый из нас, из тех людей, что здесь собрались, привез с собой свою историю, чтобы поведать ее остальным.

– Альма? – говорит он.

Я едва успеваю кивнуть в ответ. Мы обнимаемся. Говорить я не могу.

В доме, на столе, поверхность которого уже полностью покрыта фотографиями и подарками собравшихся, есть и обувная коробка, оклеенная коричневой оберточной бумагой. «Мнемотехнический мусор» – гласит этикетка, слова на которой выведены решительным почерком моей подруги. Составные части для коллажа Кармен прекрасно сохранились: почтовые открытки, которые посылала ей я, когда уезжала на каникулы, записки венгерки, рисунки и письма Лусио. Стопка входных билетов на танцы в Феликарии, на которые она ходила с Эмилем, перевязанная резиночкой. Написанное золотыми буквами приглашение на день рождения нашего соседа – он отмечался в тот день, когда я впервые заподозрила, что Марито, быть может, в меня влюблен. Вот теперь я действительно не могу сдержать слез. Подходит Лусио и сзади обнимает меня.

– Эй, – говорит он мне. – В мире есть столько дорог, которые вообще не пересекаются. Ты ведь могла с ними никогда и не встретиться.

Я чувствую вокруг себя его сильные руки. Он прав. Я хочу чествовать жизнь. Хочу чествовать то, что любовь между Кармен, Марито и мной существовала. Хочу чествовать то, что мы нашли Ариэля.

Донья Анхела сидит на причале. Руки сложены поверх набалдашника трости, выточенной для нее Лусио. Я опускаюсь перед ней на колени. И обнимаю ее. Зарываюсь в ее мягкую теплую грудь, прижимаясь мокрой щекой к цепочке с крестиком. Потом сажусь рядом и кладу свою руку поверх ее руки. Тепло моей ладони поверх тепла ее руки. Рука у доньи Анхелы шершавая, как у Кармен. Сжимаю ее пальцами, как будто держу в руке камень.

– Мы нашли его, – говорит она.

Мы нашли его. Камень разбил ножницы.

Последняя диктатура Аргентины

24 марта 1976 года – день, когда в Аргентине закончилась демократия и случился государственный переворот. К власти пришли военные во главе с главнокомандующим армией генералом-лейтенантом Хорхе Рафаэлем Виделой. В одночасье страна оказалась под гнетом жесткого диктаторского режима. Действующего президента Аргентины Исабель Перон арестовали, ее пост занял Хорхе Видела.

Новый режим начался с радикального ограничения прав и свобод. Запретили свободный выезд за границу, в стране ввели военные трибуналы и смертную казнь с шестнадцати лет. Однако новая власть столкнулась с решительным сопротивлением со стороны части общества.