Камень (СИ)

Мы зашли внутрь особняка и слегка обалдели – везде стояли букеты роз в больших вазах, играла живая музыка – два скрипача и виолончелистка расположились в углу зала, в другом углу две девушки-официантки сервировали фуршетный стол.

- Да… - протянул Прохор. – Михаил Николаевич заморочился…

Пока мы разглядывали чуть изменившуюся экспозицию, появились дед в строгом деловом костюме серого цвета в мелкую полоску и Хмельницкий в черных брюках и клубном пиджаке светло-голубого цвета. В тон пиджаку на шее художника был повязан платок, который, видимо, должен был подчёркивать творческую натуру Святослава.

- Всем добрый вечер! – поприветствовал нас дед. – Александр, пойдем! – он смотрел только на Петрова, а потом махнул и нам с Прохором, мол можете следовать за нами.

Мы подошли к портрету Алексии и старый князь заявил:

- Александр, я не самый большой знаток живописи, но… Прими моё самое искреннее восхищение!

- Спасибо, Михаил Николаевич! – кивнул засмущавшийся Сашка.

- Ты помнишь, о чём мы с тобой договаривались в нашу последнюю встречу? – прищурился дед, добавив в голос немного металла.

- О том, чтобы я написал ваш портрет, Михаил Николаевич. – опять кивнул мой друг.

- Когда начнём? – продолжал давить дед своим авторитетом.

- Можно со следующей недели, если вам будет удобно, Михаил Николаевич. – совсем растерялся Сашка.

- Договорились! – дед протянул ему руку, и Петров пожал её.

После этого мы разделились – Хмельницкому было позволено забрать Александра, а я, Прохор и Глава Рода пошли проверять второй этаж.

- А твоя Леська оказалась права, Алексей. – заявил мне дед, когда мы поднимались по лестнице. – Я справился у Хмельницкого. Он подтвердил, что так действовать в отношении Александра будет правильно. Да и портрет мне очень понравился.

- Спасибо, деда! – поблагодарил я его. – Да и за этот показ спасибо! Цветы, живая музыка, фуршет… Я бы о таком и не подумал!

- Какие твои годы, Лёшка! – усмехнулся довольный тем, что я оценил его старания, Глава Рода. – Тем более, принцесса ожидается, надо соответствовать! Главное, чтобы Хмельницкий не подвёл!

На втором этаже тоже стояли вазы с цветами, пол сверкал, а подсветка картин создавала уютный интим.

Первыми прибыли брат с сестрой Долгорукие. Проводив их во внутрь, я представил им Александра. С дедом моим они были знакомы, а вот Хмельницкого им представлял уже сам Глава Рода, как «хозяин» показа. Вслед за Долгорукими прибыли и Шереметьева с Юсуповой, история со знакомством повторилась. Все вновь прибывшие отметили и цветы, и живую музыку, а я разразился комплиментами в отношении вечерних туалетов девушек – Наташа Долгорукая была в голубом, под цвет глаз, Аня Шереметьева в бордовом, оттеняющем её волосы, а брюнетка Инга Юсупова дефилировала в платье цвета кофе с молоком.

- Ваше сиятельство, подъезжают! – сообщил Прохор деду.

- Прошу прощения, молодые люди, - обратился дед ко всей нашей компании, - надо встретить Великую княжну. Алексей!

Мы с Главой Рода вышли на крыльцо. Через минуту подъехала «Чайка», из которой сперва вышли уже знакомые мне дамы, открыли дверь, и появилась Мария в вечернем платье чёрного цвета и накидке из соболя.

- Добрый вечер, Ваше высочество! – кивнул дед, я кивнул вслед за ним.

- Добрый вечер, Михаил Николаевич! – кивнула она в ответ. – И, для вас просто Мария! Алексей! – я был удостоен отдельной улыбки.

- Прошу, Мария! – дед пропустил Великую княжну и двух её сопровождающих вперёд.

Церемониал знакомства повторился – сначала принцессе был представлен Александр, как мой школьный друг и подающий надежды молодой художник, а уж потом и виновник показа, Святослав Хмельницкий. Если последний, в силу возраста и природной непосредственности, лишь немного оробел в присутствии Великой княжны, то вот «подающий надежды молодой художник» впал в лёгкий ступор, то краснея, то бледнея. Сашка немного отошёл только после того, как на него перестали обращать внимание и переместились за фуршетный стол. Мария оценила цветы и музыкальное сопровождение, о чём и сообщила деду. Девушки-официантки разлили нам по бокалам вино, и Глава Рода предоставил слово Хмельницкому, который предложил начать показ со второго этажа.