Камень Солнца. Рассказы этнографа

— Саша, ты в броднях, вылезай. Остальные подождите, сейчас тальник наломаем.

Распоряжался Токуле. Вдвоем с Сашей они сломали несколько кустов тальника и сделали нечто вроде настила по самому вязкому краю берега.

Я подошел к проводнику.

— Мотор заглох. Наверное, бензин кончился. Дальше на веслах придется.

— Почему заглох? Я его выключил. Пока приехали. Дальше на моторке нельзя, на ветке-долбленке надо. Узко очень, и коряжин много. Вашу лодку здесь оставим.

Забрав всю поклажу, которая уместилась в двух массивных рюкзаках (три лопаты и пару кирок нес Сергей), мы пошли по самой кромке береговой вершины. Метров через двести берег перерезала узкая протока, в горловине которой стояли две осиновые лодки-долбленки, знаменитые кетские «ветки».

Ветку кеты делают из осины, а их соседи селькупы — из кедра. От толщины дерева зависит и размер ветки. Из прямого, ровного по толщине ствола вполобхвата может получиться ветка на одного, а чтобы делать на семью в 3-5 человек, нужно выбрать ствол в два обхвата!

Главное достоинство веток — легкость. Двое мужчин могут на себе перенести лодку через перевал, или, по-местному, перетаск.

Одна из двух ожидавших нас веток была около пяти метров длиной, другая — не более трех с половиной.

В протоке мы плыли по течению. Грести почти не приходилось, только успевай наклонять голову под стволы нависших деревьев.

К вечеру протока кончилась небольшим озером. Берега его хотя и пологие, но каменистые. В северной части небольшой подъем, растут высокие лиственницы, а за ними — сплошная стена хвойного леса.

Наши ветки пристали к северному берегу. Саша втащил свою лодку на берег и спросил Токуле:

— Теперь приехали?

— Нет, отсюда по перевалу восемнадцать километров до Мамонтовой речки, а по ней попадем на лоб, — ответил проводник.

Сергей подошел к говорившим.

— На Мамонтовой речке тоже ветки оставлены?

— Нет, наши ветки на себе понесем.

— Теперь мне ясно, что такое перетаск, — улыбнулся Саша и с расстановкой добавил: — А когда перетащимся... Поймем и окончательно поумнеем.

Ветки вытащили на берег и перевернули кверху дном. Пусть обсохнут.

Пока не совсем стемнело, собрали сухостой и валежник. Разожгли костер. После объединенного обеда и ужина устроились спать. Четверо, не раздеваясь, на двух спальных мешках, заменивших теплую подстилку. Люба — в персональном мешке.

Первый день не принес усталости, только с непривычки — от долгого сидения с подогнутыми ногами — немного ломило в суставах. (Сидеть в ветке спокойно, не делая лишних движений, чтобы не опрокинуть ее, — искусство. Еще большее искусство грести, стрелять из нее, когда на каждое движение долбленка отвечает резким креном.)

Еще в свой первый приезд в Туруханский район я попытался воспользоваться веткой на Курейке. По последнему насту меня привез в станок на собаках Дагай. Вскоре река вышла из берегов и отрезала от поселка холмистую косу. Над ней всегда шли пролетные утки. Я поддался на уговоры, и мы с Дагаем решили на ветке переплыть на косу. «Верховской», и на ветке! — зрелище редкое. За нами к берегу пришло добрых полтора десятка жителей. Дагай, придерживая долбленку, объяснил, что сидеть надо, положив согнутые в коленях ноги на борта для упора. Я уселся. Оказывается, могу. Очередь за Дагаем. Он передает мне ружья, я делаю еле заметное движение, ветка наклоняется в ту же сторону. Я инстинктивно откидываюсь в противоположную сторону. Мгновенье, и... ружье в руке, я сижу в ветке, но вода мне по пояс. У берега, к счастью, мелко.

Примерно то же случилось и с Сергеем. Любе и Саше удалось приобщиться к местному транспорту без водной процедуры.

Из-за вершин вышла луна. На ней можно увидеть то, что увидел древний автор кетского предания, — девушку с ведром в одной руке, другой она схватилась за куст тальника.

Давно случилось это: пошла девушка по воду, увидела в воде отражение месяца и засмеялась: «Что ты, бездельник, делаешь тут?»

Рассердился месяц, стал тянуть ее к себе, но девушка схватилась за куст, не переставая смеяться.

Ухнул месяц, вырвал куст и утащил к себе девушку вместе с ведром и кустом.

Луна на ущербе, и не видно ведра, но еще можно различить девушку и раскидистый тальник...

— Подъем!

Люба расталкивает нас. Холодно, солнце еще не поднялось.

— Зачем в такую рань! — взмолился Саша.

— На перевале весь день провозимся. Надо засветло дойти. Вставайте, Токуле чай вскипятил.

Груз распределили так. Мне и Сергею нести большую ветку с лопатами, кирками и с двумя ружьями. Саше и Токуле маленькую с одним рюкзаком. Любе рюкзак и ружье.

Токуле с Сашей впереди, затем Люба, и замыкаем шествие мы с Сергеем. Тропа еле заметная, заросшая. На стволах старые затесы, заплывшие смолой, почерневшие от времени. По новым затесам можно идти даже в легких сумерках — белое тело дерева светится светлячком. Токуле различает старый путь.

Ветки носом и кормой лежат на наших плечах. Положишь нос или корму на правое плечо и правой же рукой для упора держишь за борт.

Позади первый километр. Тяжеловато, но вполне терпимо. Сергей кричит сзади:

— Жить можно, я думал, будет гораздо труднее!