Камень становится песком (СИ)

Будет кашлять или морщиться от той дряни, которую она привыкла курить — загадала Аэлирэнн — точно нужно будет гнать его ко всем чертям. Seidhe, однако, не закашлялся, не скривился и вообще никак не изменился в лице, и потому Аэлирэнн решила не торопиться с суждениями и принялась за вторую самокрутку — для себя.

Серые глаза незнакомца опять пристально разглядывали её лицо.

— Что с тобой случилось?

Это он, видно, спрашивал про шрам и успевший пожелтеть фингал под правым глазом. С неделю назад милсдарь Вуйчик опять вусмерть напился и к ней полез. Аэлирэнн всегда носила в каждом сапоге по ножу, и прекрасно знала, как ими пользоваться, поэтому у пьяного dhoine не было никаких шансов, но вот от кулака увернуться не получилось. Впрочем, не впервой ей ходить с разбитым лицом.

Положа руку на сердце, у Аэлирэнн не было в постели особенных принципов. Хочешь жить — крутись как можешь, поэтому, будь на месте пьяного dhoine кто-нибудь другой, Коршун, например, или малышка Мири, она не то чтобы согласилась — предложила бы первой. Вот только Коршун был, как и она, эльфом, и знал в Венгерберге каждого скупщика краденого, а малышка Мири, хоть и полукровка, была очень хороша собой и никогда не скупилась на подарки. А ещё — Коршун был мёртв, потому что ему повезло меньше, и получил он меч в живот, а не гнилую верёвку, а Мири вспомнила, что «полуэльфка» значит ещё и «полу-dhoinе», и что выбирать всегда следует тех, кто сильнее.

— Как ты сюда попала? — её собеседник не стал ждать ответа не прошлый вопрос. Или не об этом вовсе спрашивал, не «кто разбил тебе лицо», а «как ты, Seidhe, докатилась до такой жизни».

Не сидел бы, сколько ему там лет, тридцать, сто тридцать, в своих горах — знал бы ответ заранее.

— Я-то, как раз, — зло усмехнулась Аэлирэнн, — всё на свете знаю про горящие дома.

— Прости, — эльф вздрогнул так, будто его ударили. — Не следовало спрашивать.

— Ага, — ответила она.

Сарай был крыт всё той же гнилой соломой, дождь и не думал заканчиваться — до тех пор, видимо, как не закончится вся вода в Аэдирне, Каэдвене и Синих горах. Трудно под такой звук не заснуть, вот и её собеседник теперь с трудом держал глаза открытыми.

— Как тебя называть? — всё-таки поборов усталость, спросил он.

Аэлирэнн с минуту даже думала, не ответить ли ему «никак». Так, никто, не имеющая значения минус единица в грамоте у сборщика налогов, который будет этой весной считать, на сколько уменьшилось население города Венгерберга.

— Аэлирэнн. Так и называй, если очень нужно.

— Красивое имя, — сказал эльф. Хотел было ещё что-то добавить, но не стал.

Аэлирэнн скривилась. Вот этого ей только не хватало. Seidhe из Дол Блатанна — это, конечно, не пьяный милсдарь Вуйчик, но от него Аэлирэнн тоже предпочла бы держаться подальше.

— Имя красивое, да лицо кривое. Лучше сказал бы сразу, к чему ты клонишь.

— Ни к чему, — вздохнул он. — Только к тому, что я сказал.

Интересно, — задумалась Аэлирэнн, — по мужикам он, или это просто она ему так не нравится. Второе, скорее всего. Или он в рыцаря в белых доспехах решил поиграть. Будь каждый, кто воображает себя рыцарем, действительно таковым — все на свете только бы и делали, что клялись цаплей.

— Ты что вообще задумал? Чего хочешь?

Её собеседник оживился, будто ещё пять минут назад не боролся так отчаянно со сном.

— Я считаю, что всё, что происходит — неправильно и несправедливо. Сначала мы позволили загнать себя в горы, как каких-то диких животных. Теперь мы всё ждём, и ждём, и думаем, что dhoine как-нибудь сами собой исчезнут. Или что в один прекрасный день им придёт в голову жить с нами в мире. Или что найдётся где-нибудь Старшая кровь, которой, может быть, и вовсе даже не существует, и этот мир нам будет ни к чему. Только вот сегодня они убивают тех, кто живёт в городах, ты метёшь пол у dhoine, который тебя бьёт, а мы делаем вид, что ничего не знаем. А завтра они придут в Дол Блатанна и сожгут там всё дотла, и тогда ждать будет уже нечего.

Будь эти слова написаны на бумаге, Аэлирэнн бы кровью подписалась под каждым из них. Ей давно не давали покоя мысли, чем всё обернулось бы, задумывайся она и её товарищи чуть чаще, как заканчивается жизнь среди dhoine. Но она не хотела ни показывать свою слабость, ни говорить, как много сама думала о подобном, и потому просто пожала плечами, забрала фонарь и вышла на улицу, бросив напоследок:

— Чтобы с утра тебя тут не было.

***

Конь, привязанный у колодца, поднял голову и шумно втянул воздух, раздувая ноздри. Был он, видно, обучен не терпеть незнакомцев. Один из тех коней, привезённых с Юга, что в бою дерутся насмерть вместе со своими хозяевами, разок подстёгнутые плёткой скачут до тех пор, пока у них не разорвётся сердце, и стоят целое состояние.

Аэлирэнн пошарила в карманах своей мешковатой куртки, достала отколотый кусок сахара с кухни.

— Худо тебе, а, лошадка? — спросила она, протягивая коню угощение.