Камень становится песком (СИ)

— Спасибо, котик, — её пальцы легонько коснулись лица ведьмака, обхватили подбородок. — Только не лезь никуда, хорошо? Если там что-то и правда есть — сразу возвращайся.

— Как скажешь, — улыбнулся ведьмак.

Аэлирэнн поцеловала его, долго и неторопливо, и его скулы и кончики ушей — хотя ведьмаки и не должны, казалось бы, испытывать никаких эмоций — едва заметно покраснели.

Доран вздохнул и протёр глаза, саднившие после бессонной ночи над картами. Аэлирэнн едва ли могла выбрать менее подходящее время и менее подходящего зрителя для такого спектакля.

***

Ни на следующий день, ни через день ведьмак, разумеется, не вернулся.

С самого утра Аэлирэнн не было нигде видно. Часовые, которым выпала ночная стража, её не встречали, Мэв, их охотница, лишь пожала плечами — за горячей водой и завтраком из общего котла Аэлирэнн тоже не приходила.

Через несколько часов, когда солнце уже перевалило за полдень, Доран нашёл её в полумиле от лагеря. Аэлирэнн сидела, вывернувшись в какой-то невероятной позе, на наклонившемся стволе поваленного дерева, и ожесточённо черкала что-то карандашом на оборотной стороне листа бумаги — одного, видимо, из многочисленных документов, которые люди Беккера везли с собой. Левая рука её была вся перепачкана в угольной пыли, а на земле валялись ещё с полдюжины скомканных бумажных листов.

Доран молча опустился рядом с ней на бревно.

Противоположности — как кто-нибудь, включая и самого Дорана, мог узнать, изучая науку о магнитных полях земного шара — притягиваются. Иногда он думал, что, сложись жизнь иначе, они с Аэлирэнн могли бы стать если не друзьями, то хотя бы хорошими приятелями. Но жизнь — как кто-нибудь мог узнать, изучая эволюцию и естественную историю — иначе никогда не складывается, и потому теперь они были союзниками, которые терпят друг друга ровно столько, сколько это нужно для дела. Трудно придумать для дружбы что-нибудь хуже, чем разные взгляды на общую цель.

— Ультиматум, — наконец нарушила молчание Аэлирэнн. — Для аэдирнских купцов и представителей королевской власти. Ты что-нибудь скажешь или и дальше будешь на меня многозначительно смотреть?

Доран пробежал взглядом выведенные мелким угловатым почерком буквы. На всеобщем, разумеется — на Старшей речи Аэлирэнн до сих пор писала с ошибками, а адресаты этого послания её и вовсе не знали.

«А иначе ни один тракт в тех королевствах, что вы зовёте Аэдирном и Каэдвеном, больше не будет для вас безопасен.»

— Я бы на твоём месте не стал угрожать им тем, что мы пока не в состоянии исполнить, — сказал Доран. Нужно же было хоть с чего-нибудь начать разговор.

— Почему не в состоянии? — спросила Аэлирэнн. — Говорят, после «инцидента» с транспортом Беккера купцы стали нанимать двойную охрану. Наш котик их здорово напугал.

Доран вздохнул и потёр пальцами глаза. Под веками проступили цветные узоры. Что ж, эту тему рано или поздно всё равно пришлось бы обсуждать.

— Нам стоит поговорить.

— Ну давай, говори, — раздражённо ответила она. — Ты ж меня в покое не оставишь.

— Я хочу знать, — проигнорировав её тон, начал Доран, — какие у тебя планы. Одно дело, если платишь dhoine за услугу, но совершенно другое…

— А я хочу, — перебила его Аэлирэнн, — чтобы ты вынул палку из задницы. И засунул туда что-нибудь другое, если вдруг тебе это поможет. Ничего, я не жадная.

Доран снова протёр глаза, с такой силой, будто бы он собирался вытащить их из орбит. Меньше всего на свете он хотел бы подобного разговора.

— Это не остроумно, — наконец ответил он. — И не смешно. Представь себе, как это выглядит.

— Как выглядит? Что выглядит?

— Сегодня ты говоришь всем этим мужчинам и женщинам, — Доран сделал абстрактный жест, призванный подчеркнуть слово «всем», — что мы боремся против dhoine и что иначе нам не выжить. А завтра — тащишь dhoine к себе в постель. Выглядит это, по меньшей мере, непоследовательно. А уж если говорить честно, то и вовсе лицемерно.

— Замечательно, — сквозь сжатые зубы ответила Аэлирэнн. — Только вот скажи, указывать, с кем мне спать — это не лицемерно? Или, может быть, это очень последовательно?

Доран вздохнул, с трудом задавил в себе желание снова поднять руку к глазам.

— Я не ханжа, sor’ca, я не собираюсь тобой командовать, и мне абсолютно всё равно, с кем ты спишь. Но иногда личное становится политическим. Точнее, в нашем с тобой случае, личное — это и есть политическое.

Аэлирэнн взглянула ему в глаза, и лицо её полыхало от злости и негодования.

— Ты знаешь, как я это ненавижу? Рассказывай вдохновляющие истории, рассказывай слёзные истории, пообещай всем равенство, свободу и золотые горы, выдумай себе пафосное прозвище, потому что Аэлирэнн из трущоб Венгерберга — никто и звать её никак. И самое последнее новшество — проведи свою жизнь в одиночестве, потому что символы революции не спят с мужчинами. И с женщинами, вероятно, тоже не спят.