Камень Света

Я склонил голову перед огромным бароном, и он немедленно возвратил мне поклон. У него была широченная грудь и большие руки, крупная голова тонула в толстой шее, покрытой мускулами или жиром – тяжело было разобрать из-за густой светлой бороды. Голубые глазки, казалось, ничего не могли сказать о нем, так как почти терялись под нависающим лбом и кустистыми бровями. Но в то же время их взгляд выдавал острый ум. Были в них хитрость и недоброжелательность – и достаточно благоразумия, чтобы скрывать это.

– Сэр Вэлаша Элахад! К сожалению, король слишком занят, чтобы продолжить знакомство, однако он прислал свое лучшее вино, желая отблагодарить тебя за визит.

С этими словами барон продемонстрировал всем большую зеленую бутылку, которую держал на сгибе руки.

– Из виноградников Киндерри в Гальде! Могу я налить тебе стаканчик?

– Пожалуй, чуть позже. Мы еще не закончили представления.

Я сообщил королеве имена своих друзей, затем представил сэра Йарвэна и рыцарей валари. Королева посматривала на меня и на них настороженно – все-таки мы были валари, а она оставалась дочерью сарнийского вождя.

Над прохладными лужайками и журчащими фонтанами поднималась луна, а мы обсуждали проблемы Поиска. Сэр Йарвэн собирался ехать в Скюль, что в глуши северного Дэли. Хотел поискать среди руин некогда великого города хоть какой-нибудь знак того, что Сартан Одинан мог принести туда камень Света.

– Скюль лежит по другую сторону Равнин Бури, – сказал ему барон Нэркавейдж. – Если поедете через Алонию, то должны будете миновать Эрнджин. Милости прошу.

– Благодарю, это, должно быть, наиболее правильный маршрут.

– И самый безопасный – возвращение по Нарскому тракту и путь через Алонийское море займет у вас многие месяцы. Придется пересечь большую часть Дэли, то есть практически дюжину диких провинций, где правят местные вожди.

– Нет, насчет Дэли ты ошибаешься, – прервал его сильный голос. Это Мэрэм выступил вперед и взглянул барону в глаза. – Несправедливо так отзываться о моей стране.

– Прости, принц Мэрэм, но я проезжал через то, что осталось от королевства твоего отца – ты тогда уже отбыл изучать мертвые языки в школе Братства.

– Не все благополучно в Дэли, – согласился Мэрэм. – Однако не так давно у Алонии дела шли еще хуже.

Чтобы охладить их пыл, я встал между ними.

– Мы живем в такое время, что неприятности везде, – улыбнулся мне барон Нэркавейдж. – Сейчас, к примеру, можно ожидать войны между Ишкой и Мешем.

– Дело еще не решено. Мы надеемся на мир.

– Как в ваших Девяти королевствах вообще возможен мир, если каждый из так называемых королей жаждет присвоить себе земли соседа?

– Что значит «так называемых»?

– Неужели король Эньо и в самом деле король? Или, может, Эньо – королевство? А как насчет Меша? Мои владения больше, чем все ваши земли вместе взятые.

Теперь и я начал терять терпение, а Мэрэм взял меня за руку, чтобы успокоить.

– Допустим, – ответил он барону. – Но по крайней мере его… э-э… меч длиннее твоего.

Довольный ответным ударом, мой друг широко ухмыльнулся и подмигнул королеве Дарьяне.

Барон Нэркавейдж смерил Мэрэма мрачным взглядом.

– Да, знаменитые валарийские мечи… Валари используют их в основном для того, чтобы рубить друг друга в куски.

Интересно, какую цель барон преследовал, понося наши с Мэрэмом королевства? Может, в нем говорила гордость за достижения алонийцев? Или зависть? Из разговоров, услышанных в зале, я заключил, что дед барона яростно сражался с дедом короля Киритана, пытаясь сохранить независимость Эрнджина, однако в конце концов склонился перед королем Сакадаром так же, как барон Нэркавейдж склоняется перед королем Киританом. Говорят, теперь барон Нэркавейдж – самый приближенный его человек и величайший из военачальников. Если так, то он, должно быть, вымещает свою обиду на других.

Королева Дарьяна, казалось, на дух не выносила ни самого барона, ни его манеру вести беседу. Чтобы отвлечь нас от давних ссор, она сказала:

– Мы живем во время мечей, и говорят, что у валари они воистину длинны. Но сейчас ночь мира и праздника. Кто знает «Песнь лебедя»? Кто споет со мной?

Когда я коснулся серебряного лебедя, вышитого на тунике, она улыбнулась, и я возлюбил ее за это. Ее теплота и великодушие тронули меня, хотя, несмотря ни на что, она оставалась дочерью Сайаджакса и никогда не будет рада моему браку с Атарой.

Атара и я подошли к ней и запели. Это была очень печальная песня, рассказывающая о короле, который полюбил прекрасную белую лебедушку. Желая завоевать ответную любовь, король воздвиг великолепный замок, где и спрятал ее, кормил деликатесами и одевал в лучшие шелка. Но лебедушка вскоре стала чахнуть и запела предсмертную песню. Пораженный печалью, король странствовал среди людей своих земель и обещал великую награду тому, кто поймет, как вылечить ее, не отпуская на свободу.