Камень Света

Мы прибыли в Кайшэм через Кул Морот как раз с запада. Я так и не смог припомнить большую часть двадцатимильного пути, ибо находился без сознания. Это меня, а не Атару пришлось привязать к лошади. Временами я открывал глаза, смутно различая каменистые зеленые пастбища и пастухов, приглядывающих за стадами. Я слышал, как Кейн выдыхает имя Альфандерри, видел, что его глаза затуманились, как зеркала, а челюсти стискиваются так, что я боялся, как бы он не сломал себе зубы и не поранил осколками десны. Однако в основном я парил в какой-то тьме, не воспринимая ничего. Ничего из мира живых. Ибо яркие созвездия, к которым я хотел приблизиться с детства, внезапно оказались слишком близко. Я видел теперь, что их мерцающие узоры сходны с горами далеко внизу: и с яркими контурами Огонька, и с мечтами людей – со всем творением. Воистину, с момента смерти Альфандерри я странствовал между двумя мирами, твердо ступая по пустоте.

Так было, наверное, еще и потому, что я не мог выдержать печали моих спутников. Способна ли чаша вместить целый океан? С уходом Альфандерри из этого мира дух поиска покинул наш отряд, словно сильный удар вышиб из каждого дыхание. Я смутно сознавал, как Мэрэм едет на лошади Альфандерри и бормочет, что должен был направить огонь на герцога Юлану и его армию вместо того, чтобы жечь скалы Кул Морота. Он сомневался в том, что нам теперь удастся достичь Кайшэма. Другие молчали, хотя, может быть, горевали даже безутешнее. Лильяна постарела сразу на десять лет, ее лицо прорезали глубокие морщины. Мастер Йувейн был потрясен тем, что спас Атару только для того, чтобы так неожиданно через несколько минут потерять Альфандерри. Он ехал с опущенной головой, не пытаясь открыть свою книгу и прочесть реквием или молитву. Атара, исцеленная от смертельной раны, вглядывалась в ужасающе печальный ландшафт, который, казалось, могла видеть лишь она. И Кейн, когда думал, что никто не слышит, шептал сам себе:

– Он ушел. Мой маленький друг ушел.

Что до меня, то зло Морйина и всех его деяний заморозило мою душу. Оно пропитало мировые воды и воздух, самые камни под копытами лошадей. Впервые я понял, как на самом деле слабы наши шансы отыскать камень Света. Если Альфандерри, такой яркий и чистый сердцем, убит людьми Морйина, то могут убить и каждого из нас. А раз так, то мы, несомненно, умрем, ибо Морйин потратит все свое богатство и приложит всю волю, чтобы сокрушить врага.

К тому времени, как мы миновали ворота Кайшэма и добрались до Библиотеки, опустошенность в душе лишь наросла – холод худший, чем зимний, завладел мной и не отпускал. Четыре дня я лежал, как мертвый, в лечебнице Библиотеки, затерявшись в темных бесконечных пещерах.

Друзья почти отчаялись. Атара сидела рядом днями и ночами, держа меня за руку. Мэрэм, сидя с другого бока кровати, плакал еще больше, чем она, а Кейн стоял словно статуя, неся возле меня бессменную вахту. Лильяна готовила горячие супы, которые как-то умудрялась вливать мне в рот. Мастер Йувейн, потерпев поражение в попытках оживить меня лекарственными настоями и магией зеленого кристалла, попросил, чтобы в комнату принесли разные книги. Он верил в то, что одна из них поведает о камне Света, который теперь один имел силу вернуть меня к жизни.

Думаю, именно камень Света и любовь моих друзей в конце концов возвратили меня в мир. Подобно слабому золотому мерцанию, надежда отыскать его никогда не умирала полностью. Пока супы Лильяны укрепляли мое тело, эта надежда разгоралась в душе, подобно огню, который постепенно изгнал холод. На тринадцатый день соала, сто пятидесятый день нашего поиска, я открыл глаза, чтобы увидеть солнечный свет, струящийся через южные окна комнаты.

– Вэль, ты вернулся! – Атара поцеловала мне руку, а потом прижалась губами к моим губам. – Никогда не думала…

– И я уж не думал, что увижу тебя снова.

Над постелью медленно кружил Огонек, приветствуя мое возвращение.

Мы долго говорили об Альфандерри. Я хотел убедиться, что мои воспоминания о событиях в Кул Мороте реальны и истинны, а не просто дурной сон. После того как Атара и остальные подтвердили, что слышали его крики, я сказал:

– Как жестоко, что самый любимый из нас должен был умереть первым.

Мэрэм, сидевший слева от кровати, вдруг схватил меня за руку.

– Мой друг, я должен тебе кое-что сказать. Альфандерри, хотя и дорог всем нам так, что я не могу выразить, не был самым любимым. Ты – самый любимый, ты. Потому что способен любить больше всех нас.

Я прикрыл глаза, скрывая душевную муку. Когда я снова посмотрел на свет, все расплылось.

Мастер Йувейн сидел в ногах кровати, читая отрывок из «Сэганом Эли»:

– «Чем темнее ночь, тем ярче утро. После серой зимы наступает зеленая весна».

Потом он прочел реквием из «Книги эпох», и мы помолились за душу Альфандерри.