Камень власти

— И несчастная, — с прежним лукавством усмехнулся врач. Разве не достойный предмет для поклонения? Берегитесь, молодой человек. — Крузе погрозил Алехану пальцем. — Многие обожгли крылья на этом огне. Я и сам, что греха таить… — немец махнул рукой. — Вокруг нет ни одного человека, который бы слегка или очень сильно не был влюблен в великую княгиню. Ее высочество — редкостная женщина. Но, — немец выдержал паузу, — она не только женщина. А об этом мы часто забываем. — Он вздохнул. — Иногда мне кажется, что она рождена носить корону. А иногда… что ей очень не хватает тихого бюргерского дома где-нибудь в Голландии, мужа — торговца сукном — выводка детей, порошков от желудка, малины на зиму, жареных колбасок по вечерам… Что это я разболтался? — Врач смутился своей откровенности. — Извините, молодой человек. Сейчас поменяю вам бинты и можете спать.

«Колбасок по вечерам! — Передразнил про себя Алексей. — Мужика ей путевого не хватает. А там и колбаски будут, и горчичники, и дети, и кошки с собаками, и дом полная чаша». — Он закрыл глаза.

* * *

Когда Алексей вновь пришел в себя, опять было утро. И опять в чистой комнате за ширмами из китайского шелка царил сероватый свет. Неужели он валяется здесь уже третьи сутки? Орлов в ужасе воззрился на часы. Они, как и вчера показывали 7. Может, это тот же день? Сознание покинуло его всего на минуту?

Однако было что-то, изменившееся настолько сильно, что Алехан ясно сознавал: этот день совсем другой.

Звуки.

Изменились звуки.

Изменились до ужаса. До тошноты. До собачьего лая.

Лай раздавался отовсюду. Истошный. Захлебывающийся. Визгливый. Временами переходивший в скулеж.

Алехан с силой прижал руки ко лбу. «Я схожу с ума! Сволочь Шванвич повредил мне голову, — на мгновение им овладела паника. — Я могу сойти с ума. — В ужасе думал он. — Наша бабка сумасшедшая… У тетки припадки… На Гришана находит…»

Мысли в голове у Орлова понеслись диким галопом. До сих пор ему казалось, что сам он настолько здравый непрошибаемый человек, что ничего подобного Гришкиным закидонам с ним просто не может случиться. Откуда же взялся этот заливистый лай? И топот десятков собачьих лап?

Сначала ему снилась охота. Хорошая псовая охота в отцовской деревне под Москвой. Рыжие и белые борзые с черными подпалинами, любимая папенькина свора — Позвезд, Пегая, Звона, Тереха и Крут — они мчались за зайцами по осеннему лугу, вдоль березняка, потом по желтому осиннику через ручей, в поле, в поле, снова в березняк. И вдруг под ногами у собак замелькал паркет. Их когти застучали по дереву. А псари, верхом догонявшие свору, наседали на собак и беспощадно хлестали арапниками по взмокшим пятнистым спинам.

Визг был невыносим. Душераздирающ. Чудовищен и жалок одновременно. Алексей обеими руками зажал уши и вскочил с кровати.

— Прекратите! — Его голос был слаб и вскрик сразу захлебнулся.

Из-за ширм вспугнутой птицей выпорхнула Шкурина, и тут же в темном проеме двери появилась великая княгиня с книгой в руках. Ее лицо было бледным и измученным. Обе женщины кинулись к Орлову и попытались уложить его.

— Тише, тише, — молила Екатерина. — Вас могут услышать. Вообразите, что будет.

Она не упрекала его, адский звук из соседней комнаты отвлекал ее внимание. Казалось, цесаревна едва сдерживается сама, чтоб не закричать.

— Умоляю вас, — ее пальцы до белизны сжали руку Алехана. — Не выдавайте своего присутствия. Великий князь сейчас не в том настроении, когда вид раненого может его разжалобить.

«Тем более, что раненый в покоях его жены, — мелькнуло в голове Алехана. — Почему я до сих пор здесь?»

— Вас нельзя переносить, — поняв ход его мыслей, ответила Екатерина. — Вы потеряли много крови. Швы в любой момент могут разойтись.

Ее последние слова вновь заглушил лай и визг.

— Что там происходит? — Орлов почувствовал, что цесаревна все еще держит и не отпускает его руку. В ее судорожно сцепленных пальцах был испуг и какая-то беззащитность.

— Это свора великого князя, — нехотя ответила она.

— Здесь? В доме?

— Ну конечно, — нервно рассмеялась Като. — А где же? Ему запрещено держать свою псарню, и он прячет собак здесь. В нашей гардеробной. Все мои платья пропахли псиной или порваны когтями. Иногда он дрессирует собак, гоняя арапником по комнатам. — она жестом остановила удивленный возглас Алексея. — Умоляю, молчите.

— Но это абсурд. Разве псы не гадят?

— Гадят. И особенно, когда он их бьет, — согласилась Като. — Но что же делать? Он не любит, когда собаки просто лежат у камина или ходят по дому. Он запирает их в шкаф. А им хочется… Они ведь живые.

— Бре-ед, — тихо простонал Алехан, откидываясь на подушки. — Какой бред! — она закатил глаза к лепному потолку. — Куда я попал?

— Друг мой, — мягко сказала великая княгиня, — а куда попала я? Пятнадцать лет я живу в карточном домике, где собаки в шкафу, куклы и деревянные лошадки в кровати, а люди в конуре. Иногда мне кажется, что я родилась вовсе не для того, чтоб стоять в ночной рубашке на часах с ружьем на плече возле двери спальни и после каждого боя часов кричать: «Кто идет?»