Камень во плоти

Некоторые из улиц, рассекавших это море домов, были для человека еще менее проходимы, чем узенькие проулки Терпеваса, потому что взбирались круто вверх по стенам пещеры. Иногда уклон был такой крутизны, что ноги Джекоба предательски скользили и он вынужден был хвататься за что попало – за дверной карниз, за оконную раму. Валиант, напротив, передвигался здесь почти с той же легкостью, что и гоилы. У людей, что попадались им навстречу в этом сумрачном лабиринте зданий, от недостатка солнечного света кожа была почти серая, и у многих на лбу зияла выжженная буква, тавро хозяина. Они обращали на Джекоба не больше внимания, чем встречные гоилы. Очевидно, присутствие рядом с ним карлика всем все объясняло, и Валиант, пользуясь случаем, не без злорадства все больше и больше нагружал его покупками, возвращаясь из очередной лавки, куда он заглядывал расспросить насчет Уилла.

– Есть! – шепнул он наконец, заставив Джекоба прождать себя чуть ли не полчаса возле мастерской ювелира. – Две новости: плохая и хорошая. Хорошая вот какая: я узнал то, что мы хотели узнать. Адъютант короля доставил некоего пленного прямо в крепость, потому что якобы сама Темная Фея велела его разыскать. Это, конечно, наш яшмовый друг. Правда, слухи о том, что у этого пленника кожа из нефрита, в народ пока не просочились.

– Так, а плохая новость?

– Его разместили в дворцовых чертогах самой феи, но он спит мертвецким сном, и никто не может его разбудить. Я полагаю, ты знаешь, в чем тут дело?

– Да.

Джекоб, задрав голову, смотрел на дворцовый сталактит.

– Даже не думай! – прошипел карлик. – С тем же успехом твой братец мог раствориться в воздухе. Покои феи находятся в самой нижней башне. Тебе придется сверху вниз через весь дворец пробиваться. Даже ты, при всем своем сумасшествии, на такое безумство, надеюсь, не решишься.

Джекоб не сводил глаз с дворцовых окон, что темными квадратами зияли в светящихся хрустальных стенах.

– Ты мог бы получить аудиенцию у офицера, с которым ведешь дела?

– А толку что? – Валиант насмешливо потряс головой. – Во дворце у всех рабов тавро короля на лбу выжжено. Но даже если допустить, что твоя братская любовь зайдет столь далеко – никому из рабов не дозволено приближаться к нижним этажам.

– А как насчет мостов?

– А что насчет мостов?

С внешним миром дворец соединяли два моста. Один был железнодорожный, он нырял в тоннель в верхней части здания. Зато второй был как раз одним из мостов-улиц, с домами по обочинам, и дворцовый сталактит буквально врастал в него примерно на середине высоты. В этом месте никаких домов на мосту не было, все пространство перед черными ониксовыми воротами было расчищено в небольшую площадь и охранялось строем часовых.

– Не нравится мне выражение твоего лица! – пробурчал Валиант.

Джекоб его не слушал. Он изучал железные опоры моста-улицы. На первый взгляд, по крайней мере издали, похоже было, что опоры эти возвели в более поздние времена, чтобы усилить древнюю каменную конструкцию. В стены висячего дворца они вцеплялись словно когтями.

Укрывшись в ближайшей нише, Джекоб достал подзорную трубу.

– На окнах решеток нет, – прошептал он.

– А на что там решетки? – отозвался Валиант. – Когда, кроме птиц да летучих мышей, туда никто не доберется. Но может, ты себя уже и в те и в эти зачислил?

Навстречу им пробежала ватага детишек. Джекоб никогда прежде гоильских детей не видел, и в лице одного из них ему на какой-то безумный миг померещилось лицо брата. Детвора скрылась за поворотом, а Валиант все еще не спускал глаз с моста.

– Стоп! – почти выкрикнул он шепотом. – Теперь я знаю, что ты задумал! Это самоубийство!

Джекоб только сунул подзорную трубу в карман.

– Если хочешь получить золотое дерево, веди меня к мосту.

Он найдет Уилла. Хоть и целовался с его девушкой.

36. Не то имя

– Лиса?

Ну вот. Опять эта девица ее кличет. Лиса живо представила себе, как водяной за белокурые патлы тащит ее в пруд. Или как ее грызут волки. Карлик продает ее на невольничьем рынке. Странно, Красная Фея никогда у нее таких чувств не вызывала. И ведьма, у которой Джекоб несколько лет назад почти каждую ночь пропадал. И фрейлина императрицы, чьими одуряюще сладковатыми цветочными духами потом много недель напролет воняла его одежда.

– Лиса! Ты где?

Сиди тихо!

Лиса притаилась под кустом, даже не зная толком, что на ней сейчас – кожа или шкура. Мех ей больше не в радость. Хотелось ощутить на себе кожу, почувствовать губы, которые он мог бы поцеловать, как целовал Клару. Она видела, как он ее обнимал. Видела снова и снова.

Джекоб.

Да что же это такое? Что так мучит ее и раздирает нутро хуже голода и жажды? Не любовь. Любовь – она теплая, мягкая, как постель из палой листвы. А это, наоборот, что-то темное, как тень под ядовитым кустарником, – и неутолимое. Никакими силами.

У этого чувства, должно быть, какое-то совсем другое имя. Не называют ведь одним и тем же словом жизнь и смерть, солнце и луну.

Джекоб… Даже у его имени теперь совсем другой вкус. Тут Лиса почувствовала, как холодный ветер студит ее человеческую кожу.