Камень заклятия

Ольга молча отступила внутрь коридора, а затем удалилась в комнату. Я разулся и только тут заметил, что один носок рваный, у нас в родове у всех большой палец на ноге задирается вверх и протирает не только носки, но и туфли. Шлепанцев видно не было, и пришлось идти в дырявом носке.

Ольга стояла возле овального стола, касаясь рукой столешницы, бриджи и футболка, обтягивающие ее фигуру, словно слились с телом, которое я так любил. Я поставил на стол вино, положил цветы и сел на диван. Ольга, не отрывая руку от стола, медленно обошла его кругом:

— Надеюсь, ты не придумал затею с отъездом как предлог для встречи.

— Увы, — я рассказал ей о звонке Сергеева, о встрече с ним, его предложении и угрозах. — Послезавтра рано утром уезжаю.

— Но почему я? — Ольга взяла розы, поднесла к лицу, вдыхая аромат. — Почему не твоя жена или та, с которой ты спишь? Почему угрожают мне?

— Потому что жены у меня нет, а девушка, с которой я сплю, — это ты.

— Я? Разве у тебя никого нет?

— Есть. Красивая девушка Ольга.

— Тогда почему ты вчера ушел? И даже не предупредил, не позвонил.

— Я не хотел дожидаться того часа, дня, когда ты укажешь на дверь. Потому что после этого я больше не смогу к тебе прийти.

— А раньше мог?

— Раньше я думал, раз тебе хочется, пусть будет по-твоему. Но это слишком затянулось, и я не хочу больше быть приходящим.

Ольга растерянно спросила:

— Ультиматум?

— Признание.

После недолгого молчания, его хватило как раз для того, чтобы Ольга подошла ко мне, она сказала:

— Тогда признаюсь и я. Мне приятно, что я подвергаюсь опасности по причине… что я твоя женщина. Наверное, я дура, но я даже рада этому…

Я начал было приподниматься с дивана — мне хотелось обнять Ольгу, но она толкнула меня на место и села мне на колени. Я попытался ее поцеловать, но Ольга прикрыла мне рот ладонью.

— Подожди. Когда год назад ты сказал, что не сможешь больше приходить, так как не желаешь обманывать свою подружку, я готова была убить, но не тебя, а себя. Ведь сколько раз я собиралась сказать, чтоб ты не уходил, а оставался со мной, сколько хочешь, и приходил сам, а не по вызову. Но ты ни разу не попытался остаться подольше и я… я не хотела быть назойливой, не хотела навязываться.

Я поинтересовался, где шлепанцы. Ольга поначалу сделала вид, будто ищет, а потом призналась, что вчера вечером выкинула их, заодно и зубную щетку. И разозлилась окончательно, когда поняла, что больше выкидывать нечего.

— Понимаешь, только шлепанцы и щетка, я ревела от того, что нет даже твоей рубашки, майки, фотографии, чтоб было что выкидывать и рвать. Это так обидно и можно сойти с ума, если в доме нет следов присутствия любимого мужчины. Я поняла, нельзя жить, стараясь втиснуть себя в придуманные самой же рамки.

Ольга принесла вазу с водой, опустила туда розы:

— Твой второй букет.

— Ты звала всегда вечером, и я сразу мчался к тебе.

— Не оправдывайся, я не укоряю, — она прошла на кухню, через мгновение выглянув оттуда. — Есть сильно хочешь?

— Не очень.

— Тогда подам к вину сыр, я тоже не голодна.

Она принесла на тарелочке нарезанный тонкими ломтиками сыр, фужеры, открывашку. Я вынул пробку:

— Подождем, пусть испарится сивушный запах.

— Хорошо. А твоя девушка, ты ее разлюбил? Если не хочешь, не отвечай.

— Ее отец назвал меня бесперспективным, и она ушла. Я ее понимаю, честное слово, одно дело журналист, другое — охранник. Я не пытался ее удерживать, это ее жизнь. Зачем мне вмешиваться? Хотя иногда думаю, что поступил не совсем честно.

— Она красивая?

— Очень. Ты ее видела на дне рождения, такая хрупкая, нежная и застенчивая. Жалко, что не хочет освободиться от влияния отца.

— Кстати, о журналистике. Я читала твои статьи. Все. Отличная подача материала и слог хороший.

— Спасибо! — мне и в самом деле была приятна ее похвала.

— Почему ты ушел из журналистики?

Я точно знал почему, но объяснить это было трудно, во всяком случае Нина меня не поняла.

— В селе Красном, где живут мама и сестра, есть известная сплетница Кузьмичиха. Так вот, она просто изводилась, если кто-то другой вперед ее узнавал какую-либо новость и рассказывал другим. Она ненавидела этого человека, завидовала ему. На Кузьмичиху в такие минуты даже наваливалась слабость, и она едва передвигала ноги. Но зато как она преображалась, когда могла сообщить односельчанам какую-нибудь скандальную новость и хоть немного побыть в центре внимания.