— Ты думаешь, я не отличу чистокровного волка от собаки? Я, который жизнь прожил в этих горах? Она ведьма, говорю тебе, заклинательница зверей! — Он повернулся к толпе. — И это еще не все ее пакости! Все мы видели принца-призрака среди развалин — это она его вызвала. Это место проклято!
Сердитый гомон прошел над толпой поселян. Но стих, когда Ана заговорила снова:
— Призрака нет. Это был живой человек, которого вы видели. А ваши амбары и ваш скот мы не трогали — это черные колдуны, поклоняющиеся Модриану. Я вас о них предупреждала.
Но тут выступил вперед клирик высокого ранга. Дамион узнал эти густые брови и седеющую бородку, и у него упало сердце. Патриарх Норвин Зима, из Высокого Храма. Он заговорил суровым голосом:
— Женщина, ты обвиняешься этими людьми в колдовстве, почитании демонов, наложении чар и некромантии. Люди Господа терпели, что ты живешь здесь и занимаешься своим черным искусством, хотя долг каждого богобоязненного человека — немедленно доносить церковным властям о подобных вам личностях. — Он сурово посмотрел на монахов. — Когда ко мне явились выборные от поселян, я искренне надеялся, что рассказы о колдовстве окажутся всего лишь досужими вымыслами. Но я призвал к себе приора и аббата монастыря, и под святой присягой они не могли более отрицать свою роль в этом богопротивном заговоре. Свиток, который якобы
Он гневным жестом показал на беспамятную Эйлию, обмякшую на руках у Дамиона.
Аббат Холм вышел вперед в сопровождении приора Дола.
— Мне очень жаль, что так вышло, Ана. Не знаю, как это произошло — могу поклясться, что никто из братства ничего никому не говорил…
Приор с видом одновременно беспокойным и робким прокашлялся и добавил:
— Знаешь, Ана, наверное, вам действительно лучше бы уйти.
— Нет! — Один из помощников патриарха пришпорил коня, и в свете факелов Дамион узнал его лицо. Это был тот темноволосый, коренастый, который проник в библиотеку Академии с Йомаром. — Нельзя ее отпускать! Она должна быть наказана!
— Она будет наказана, Хирон, — мрачно заверил его патриарх. — И другие ведьмы тоже.
Дамион вдруг до тошноты ясно понял, как выглядит, стоя здесь среди развалин, одетый в ошметки доспехов паладина, с бесчувственной юной девой на руках и рядом с ним женщина, только что признавшая себя ведьмой. Подавляя дикое желание засмеяться, что было бы катастрофой, он положил Эйлию на траву и начал стаскивать с себя броню.
— Мы не колдуны, ваше преосвященство. Я только освободил Лорелин и вот эту другую девушку. Их держали в плену в развалинах…
— Слышите? Это она — эта девушка Лорелин, источник ереси! О ней говорилось в тех письмах, что приходили вам. Ее надо сейчас же взять, и священника тоже! — выкрикнул человек, которого звали Хироном.
Дамион подошел к монахам, но аббат Холм опустил глаза к земле.
— Прости, Дамион, — сказал он.
— Это и есть Дамион Атариэль? — Глаза патриарха были как льдины. — Отойди со мной в сторону. Я желаю говорить с тобой.
Дамион неохотно повиновался. Они отошли на несколько шагов по освещенным факелами развалинам.
— Горестно мне, сын мой, видеть тебя в подобном облачении, — произнес патриарх Зима. — Тебе известно, конечно же, что ты совершил серьезный проступок, облачившись в одеяние мирянина без благословения. Не говорю уже о том, что ты взял в руки оружие.
Дамион посмотрел на перевязь, которую так и не успел снять.
— Я… — начал он, но патриарх перебил:
— Я получил письмо, оставленное тобою у тебя в келье, где ты просишь освободить тебя от обетов священнослужителя. Я рад, что тебе хотя бы хватило чести снять с себя священный сан раньше, чем броситься в это сомнительное предприятие — не перебивай меня! — в отличие от тех монахов, что все еще облачены в одежды своего ордена. Услышав впервые о твоей роли в доставке того свитка в Маурайнию, я посчитал, что ты не хотел дурного и был лишь орудием в чужих руках. Не перебивай! Ты еще можешь быть прощен, вероятно. Тебя прельстила, очевидно, эта юная женщина, эта Лорелин, заманила в свой ковен…
— Я не участвовал ни в чем таком, ваше преосвященство, я могу подтвердить это под любой клятвой! И Лорелин тоже. Нас обоих держали здесь в плену, в подземелье этих развалин, и мы помогли друг другу сбежать. Я хотел вернуть ее сестрам…
— Боюсь, для этого уже слишком поздно, — произнес старший из двоих, качая головой. — Подобная ересь распространяется, как зараза, ее трудно искоренить, когда она закрепится в умах людей, и она способна перекидываться на других. Если Лорелин вернется в монастырь, она заразит других учениц. Что до тебя, то на возвращение твое к служению нет надежды, чего, хочется думать, нельзя сказать о спасении твоей души.