Каменная ночь

В конце концов, вы бредете обратно в лес. Одна из надписей сообщает: “Мы искали тебя 52 года и будем помнить вечно”. Как известно, мемориалы придают памяти определенные очертания, но в процессе, именно в силу своей избирательности, они способы эту память и заморозить. В истории России был период – с 1986 года, начала политики гласности, и до начала 1990-х годов, когда повторное открытие прошлого было активным процессом, вызывавшим живые эмоции: ярость, чувство вины, горе, иногда раскаяние. Сегодня мы имеем дело с мемориалами. Их значение и смысл – служат ли они свидетельством чьей-то правды (триумфом для уцелевших), большей открытости, разобщенности общества, набожности, желания сохранить память или ее противоположность – зависят от того, кто вы.

Конечно, до начала публичной кампании бесхозные, неопознанные кости в советской земле были делом совершенно обыденным. Перезахоронения этих останков шли уже не одно десятилетие. В большинстве случаев эти церемонии воспринимались как часть гражданского воспитания. Группы мальчишек-подростков, называвших себя поисково-разведывательными отрядами, при поддержке воспитателей занималась поисками и захоронениями останков советских солдат, которые десятками тысяч гнили в лесах. Один из руководителей такой группы рассказал американскому туристу, что “для молодых людей очень важно понимать, что эти кости когда-то были людьми. Только когда мы отдадим полную дань уважения мертвым, мы начнем уважать живых людей”[939]. Его слова – классический образчик советского самообольщения, попытки выдать желаемое за действительное. В конце концов, параллельно с поисковиками существовала другая команда, как говорят, действовавшая в тайне, захоранивавшая – и скрывавшая – трупы совсем другого рода, среди которых были жертвы стихийных бедствий вроде армянского землетрясения 1988 года[940]. Важно было непременно избавиться от улик и материальных свидетельств и ни в коем случае не подсчитывать потери.

Даже спустя десятилетия после окончания войны и смерти Сталина к найденным детьми обрывкам солдатских гимнастерок и костям относились с известным равнодушием, как к чему-то обыденному. Один из тех, кто посетил лагерь бывшего ГУЛАГа, рассказывал, что на Колыме повсюду так много костей, что “летом дети ходят по голубику с человеческими черепами”[941]. В других частях страны местные жители “всегда” знали, что тот или иной участок находился в “их” юрисдикции, то есть принадлежал органам. Подобного рода репутация может прилипнуть к любому пейзажу: к насыпям с клоками травы, огороженным уголкам поросшей кустарником местности или болотам, к высаженному по линейке ельнику. Даже в годы застоя бывали случаи, когда мертвые навязывали себя живым. Коммунистическая партия была не властна над погодой. В 1979 году в результате весеннего паводка на сибирской реке Оби в подмытом берегу реки обнаружились захоронения с телами погибших в ныне заброшенной тюрьме НКВД[942]. Вместо того, чтобы похоронить останки более чем четырех тысяч расстрелянных в Колпашевском яре, по приказу КГБ и лично тогдашнего Первого секретаря обкома партии Егора Лигачева их уничтожили. В течение нескольких дней буровая установка на берегу вскрывала новые захоронения, а обнаружившиеся кости перемалывались винтами двигателей теплоходов. Добровольцы из числа дружинников и местных жителей привязывали к уплывшим трупам железные ломы и топили их в Оби.

Раскопки, начавшиеся в конце 1980-х, были совсем иными. Поиски останков были более прицельными и политически мотивированными. Они происходили в контексте ограниченной горбачевской политики гласности, но люди, возглавлявшие охоту за уликами, отнюдь не были поклонниками советского правительства. Идея заключалась в том, чтобы обнаружить и даже идентифицировать труп, вернуть ему имя, восстановить его историю. Александр Мильчаков, один из знаменитых активистов этого движения (именно он обнаружил могилу отца Юдифи Борисовны), объяснил американскому социологу, что жертвы сталинизма “не могли просто так исчезнуть, должны же где-то быть их останки”[943]. Когда он их находил, будь то черепа или пепел, КГБ под его напором вынужден был против воли признать некоторые из тех преступлений, что были совершенны и сокрыты его предшественниками. Кости были эксгумированы, чтобы служить свидетельством этих преступлений.

Мильчаковым двигала жажда доказательства и материальных свидетельств, журналистские амбиции – докопаться до правды. Однако у других поисковиков, посвятивших эксгумации останков многие годы даже после падения коммунистического режима, были свои мотивы. Юрий Дмитриев, обнаруживший могильник Сандармоха в Карелии, где были расстреляны тысячи узников Соловков, – человек неугомонный. Он много чего перепробовал в жизни. Был инженером, пытался заниматься политикой, а сейчас это разведенный отец двоих детей, которые иногда помогают ему в его необычной работе. Его миссия (он называет ее “мой крест”) состоит в том, чтобы эксгумировать и перезахоронить как можно больше жертв сталинизма в Карелии.