— Дело в том, крошка, — продолжал больной отец, сраженный жадными раковыми клетками, пожиравшими его тело, — что тебе придется полагаться только на себя саму.
— Конечно, папа.
— Нет-нет, ты соглашаешься со мной только для вида. На самом деле ты просто хочешь успокоить старика, потому что он выглядит черт знает как.
Даже при смерти, лежа в хосписе для неизлечимо больных, этот человек продолжал повелевать своей дочерью.
— Что ты! Я хотела сказать совсем не то...
— Ами, послушай, послушай меня.
— Слушаю.
— Я слышал твои рассказы о том, как ты несешь службу.
Сакс пошла по стопам отца и в то время служила патрульным полицейским. Так ее и прозвали: ДП — «дочь патрульного».
— Пап, да я все сочинила.
— Будь серьезной.
Улыбка Сакс поблекла, и она действительно стала серьезной. Пыльный летний ветерок проникал в полуоткрытое окно, ероша непокорные рыжие волосы и теребя застиранные простыни на кровати отца. Оба чувствовали себя неуютно в этом мрачном заведении.
— Продолжай, — наконец сказала Сакс.
— Спасибо... Я слышал твои рассказы о том, как ты несешь службу. По-моему, ты не бережешь себя, Ами. Но продолжаться так дальше не может.
— Пап, откуда такие разговоры?
Но оба прекрасно понимали, что причиной всему является рак, стремительно убивающий отца. А старому полицейскому хотелось оставить своему единственному ребенку кое-что более существенное, чем полицейский значок, пистолет «Кольт» с никелированной рукояткой и старый «Додж-Чарджер», требовавший замены коробки передач и головки блока цилиндров. Герман Сакс заговорил снова, произнеся слова, которых требовала его роль отца:
— Уважь старика.
— Давай лучше вспомним что-нибудь веселенькое.
— Хорошо. Помнишь, как ты летала первый раз?
— Мы отправились к бабушке Сакс во Флориду. Стояла страшная жара — сто восемьдесят градусов в тени, и на меня напал хамелеон.
Но сбить Германа Сакса с мысли было не так-то просто.
— А стюардесса, или как их называют теперь, сказала: «В экстренном случае наденьте кислородную маску, а затем помогите тем, кому требуется помощь». Такое у них правило.
— Да, так всегда говорят, — согласилась Сакс, оглушенная чувствами. Старый полицейский, подняв руку с навсегда въевшимся в кожу машинным маслом, продолжал:
— Такого же правила должен придерживаться патрульный полицейский. Сначала думай о себе, потом о жертве. И такого же правила должна придерживаться ты сама. Что бы ни случилось, в первую очередь береги себя. Ибо если с тобой что-то случится, ты уже никому не сможешь помочь.
Сакс ехала под моросящим дождем. Голос отца, звучавший у нее в ушах, постепенно затих, но на смену ему пришел другой. Голос врача, говорившего с ней несколько недель назад.
—
—
—
—
—
—
—
Весь ее мир перевернулся вверх ногами; все планы на будущее рухнули.
Что ей делать?
Сакс свернула к тротуару и остановилась.
Ладно, один выход есть...
Амелия Сакс долго сидела неподвижно, понимая, что это безумие. Затем, поддавшись порыву, она выбралась из «Камаро» и, опустив голову, быстро завернула за угол и вошла в дом. Поднялась пешком по лестнице. И постучала в дверь.
Дверь открылась, и Сакс улыбнулась Джону Суну. Тот, улыбнувшись в ответ, кивком пригласил ее пройти в квартиру.
Вдруг Сакс показалось, что у нее с плеч сняли огромную тяжесть.
Глава 29
Полночь.
Однако, несмотря на изнурительный день, который привел его с борта тонущего корабля в квартиру на Западном Центральном парке, на противоположном конце земного шара от дома, Сонни Ли не чувствовал усталости.
Взяв сумку с покупками, он зашел в спальню Линкольна Райма.
— Когда я ходить в Чайнатаун с Хонксе, Лоабан, я покупать несколько вещей. Купить подарок для тебя.
— Подарок? — поинтересовался Райм со своего трона — новой кровати для больных с травмой позвоночника, как его уверяли, очень удобной.
Достав из сумки сверток, Ли начал разворачивать бумагу.
— Смотри, что я здесь иметь. — В его руках появилась маленькая нефритовая фигурка свирепого человека с луком и стрелой в руках. Ли огляделся по сторонам. — Где есть север?
— Север там, — кивком указал Райм.
Поставив фигурку на стол у стены, Ли вернулся к сумке и достал палочки благовоний.
— Не вздумай зажигать их здесь!
— Я должен, Лоабан. Они тебя не убивать.