Ее еще не было в «Потерянном имуществе», однако там, прислонившись к стене, стоял Джесс Брейм, похожий на участника какой-то рок-группы: иссиня-черные набриолиненные волосы уложены в прическу «помпадур», кожаная куртка небрежно перекинута через руку. На этот раз я покраснела всем телом. Джесс был так не похож на прилежных мальчиков из шахматного клуба, обычно привлекавших мое внимание, что влюбленность начала развиваться мгновенно, стоило лишь мне ослабить внутреннюю защиту. Я знала Джесса всю жизнь – вы не можете жить в Настеде и не знать тут каждую собаку, и наши родители учились вместе в школе Вэйвни, еще когда ее только преобразовали в современную среднюю, – но я почти не разговаривала с ним с тех пор, когда мы были детьми, или, вернее, с тех пор, когда мы перестали быть детьми. Иногда мы кивали друг другу в знак узнавания в очереди на бесплатное школьное питание в столовой, однако он был не из моего класса – школа в течение года проводила политику рассеяния детей из Настеда, будто стремилась разбавить яд – и не ездил в школьном автобусе.
Несколько лет назад, когда другие мальчики все еще играли в «Звездные войны», жизнь Джесса словно поставили на быструю перемотку, а я по-прежнему ждала, когда же начнется моя. Он имел череду подружек постарше; поговаривали – не знаю, правда ли это, – что в настоящее время он встречается с замужней женщиной с другой стороны Ипсвича. Заметив меня, он присмотрелся ко мне повнимательнее.
– Ты тоже ждешь Харкер для всего этого?
Я была польщена его удивлением.
– Ну, да… Моя мама одна тянет Колетту и меня, не так ли?
– По крайней мере, у нее есть работа, – отозвался Джесс. – Мой отец полгода сидит на пособии. – От матери я знала, что Марк Брейм ненавидит выпрашивать подачки. Раньше он работал старшим медбратом в Назарете и состоял в профсоюзе. Гордый и праведный, он был одним из первых, с кого сняли всяческие подозрения в скандале с хищением.
– Дерьмовое дело, – только и смогла я сказать. У Джесса пробивалась щетина уже к половине четвертого пополудни. А последний мальчик, с которым я целовалась, едва начал бриться. Я заметила, как близко мы стоим друг к другу, и отступила на шаг. Он перестал изображать бунтаря и выпрямился. Брюки у него были дюйма на три короче, чем нужно, но носил он их с такой уверенностью, словно широкие обшлага, развевающиеся на икрах, являлись новой смелой модой и делали дураками всех парней, чьи штаны доходили до ботинок.
– Это несправедливо. Гребаная Гринлоу. – Я автоматически кивнула в знак согласия. Хелен Гринлоу считалась для Настеда тем же, чем ее босс, Маргарет Тэтчер, для шахтеров. Мы росли, ненавидя ее по умолчанию. В нашем доме она вызывала какую-то пассивную антипатию, но я знала, что Бреймы собирались вокруг своей ненависти к ней, как другие семьи вокруг очага.
Джесс пнул плинтус, хлопнув штаниной.
– Если мой отец не найдет работу до лета, я не смогу остаться здесь и закончить среднюю школу. – Учеба явно была его предметом гордости, и не зря: уцелевшие братья Джесса, Уайатт и Клей, бросили школу в шестнадцать. Уайатт – чтобы петь пенсионерам джазовую классику в круизах по Средиземному морю, а Клей отправился работать прямиком в Назарет – назначение, которое закончилось позором еще до закрытия больницы. Их младший брат, Буч, родившийся между мной и Колеттой, умер от менингита в семь лет.
– Уверена, он что-нибудь подыщет, – сказала я, хотя и знала, как много родителей в Настеде осталось без работы.
– Ага.
Дальше мы вдумчиво изучали наши ботинки, пока звон ключей не возвестил нам, что мисс Харкер уже на подходе.
– Спасибо, что подождали, ребята, – сказала она, вставляя ключ в замок. – Вечно я забываю, как долго идти в эту часть школы. Итак, я понимаю, что это не совсем хорошо, но скоро семестр заканчивается, и это все равно выкинут в конце года. Марианна, у тебя талия двадцать шесть дюймов?
Когда она открыла шкаф, мы все трое сморщили носы. Я подняла повыше юбку, которую она мне дала, чтобы проверить, нет ли на ней пятен или дыр, но их не было.
– Спасибо.
– Никогда не скажешь, что это подержанная вещь, – заметил Джесс. – Я в хорошем смысле слова.
– Я знаю, до конца семестра еще несколько недель, – сказала мисс Харкер, – но я подумала, что ты должна сдавать экзамены и выглядеть соответствующе. Держаться с достоинством. Одежда делает женщину.
– Спасибо вам.
Одежда, которую она нашла для Джесса, оказалась более поношенной.
– Если ты закончишь год и сам сюда больше не вернешься, вещи ты всегда сможешь вернуть. – Это было сказано без задней мысли, однако смысл был ясен. Учительница имела в виду – если он провалит свои экзамены и сразу отправится на работу или на пособие, как ожидалось от всех детей Настеда. Я обиделась за Джесса, но его рот был плотно сжат: ответить на оскорбление означало, что оно имеет под собой почву.
Минутная стрелка перескочила на деление на моих поддельных швейцарских часах. Если я побегу, то могу все-таки успеть на автобус.
– Еще раз спасибо, мисс Харкер. Будет лучше, если я потороплюсь.