Каменная пациентка

– Ну, я, вероятно, в конечном итоге займу место своего отца. Данвич-Хит вернул Гринлоу в парламент со времен Великой войны[15]. – Робин сказал это небрежно, как кто-либо другой мог бы обсуждать наследование подержанной машины или часов. – Я не жалуюсь, работа держит тело в тонусе. Думаю, это неплохая замена трудовой повинности, не так ли?

С тех пор он приходил туда каждый день. Хелен останавливалась с другой стороны изгороди минут на пять, чтобы отдышаться и дождаться, пока раскрасневшееся от бега лицо не станет нежно-розовым. Затем Робин помогал ей влезть в юбку, казалось, невосприимчивый к маленькому электрическому разряду, который пробегал по телу Хелен в такие моменты, и читал ей очередную нудную лекцию с подробным разбором чего-либо, услышанного по радио этим утром. Он сам был как радио, настроенное на вещание, а не на прием, но Хелен позволяла потокам его слов изливаться на нее, украдкой любуясь пыльной щетиной на его подбородке и завидуя его бритве, которая могла к ней прикоснуться. Казалось невозможным – как его монотонное бубнение сочеталось с тем эффектом, который он производил на ее тело, однако самого по себе этого притяжения, которое могло оказаться и просто плодом воображения Хелен, было ей достаточно.

Хелен росла привычной к тому, что ее компания – это она сама, и всегда была одинокой, даже когда находилась среди других. Она просто радовалась возможности быть у него на виду, хранила это внутри себя и наслаждалась беспокойством, вспыхивающим в ней по ночам, заставляющим комкать постельное белье.

– Сегодня вступили в силу новые правила пэров, – сообщил Робин в один из дней, мрачно опираясь на лопату. – Они подразумевают, что к августу в Палату лордов могут быть допущены и женщины. – Такая невыносимая несправедливость натолкнула его на другие размышления, и вскоре Хелен узнала целый список вещей, которые женщины, по его мнению, не должны делать, включающий в себя ношение брюк, игру в теннис и карты, употребление какого-либо спиртного крепче коктейля «сноуболл». Наконец-то Робин заговорил о чем-то, что она могла понять; по крайней мере, она могла с ним поспорить.

– Похоже, меня ты не судишь по тем же строгим правилам, как остальных, – лукаво сказала она. – Тебя, кажется, совсем не волнуют женщины, которые снимают юбки и бегают по проселочным дорогам.

Лицо Робина изменилось, словно ему вдруг стало не по себе.

– О, вообще-то волнуют, – пробормотал он, обращаясь к своей лопате под сапогом.

– По правде говоря, мне очень жарко под одеждой.

Хелен сама сделала первый шаг. Это окажется важно в дальнейшем. Та невидимая ниточка внезапно и настойчиво натянулась, и реакция его плоти подсказала ей, что, конечно же, он тоже к ней привязан, глупо было в этом сомневаться.

– Тебе на самом деле не следует… – начал он, но его рука уже лежала на ее талии, когда он уводил ее с тропинки.

Механика процесса оказалась естественной, словно движения танца, со знанием которого она родилась. Все слухи о сексе, бродившие среди старшеклассниц, сильно различались и сходились лишь на одном: мужчина сам будет знать, что делать, и позаботится обо всем. Хелен приостановилась, положив ладонь Робину на грудь:

– Что, если будет ребенок?

Он засмеялся и сказал, что не глуп, что он будет считать про себя и знает, когда прерваться, а затем произнес на вдохе: «Боже, это как нож, входящий в масло…», и после этого потерял дар речи.

Это было ничуть не похоже на перешептывания школьниц о стиснутых зубах и окровавленных простынях. Считалось, что такое великое таинство неразрывно должно быть связано с любовью и нравственностью. Хелен обнаружила, что она не скована ни тем, ни другим.

Она подумала, что ей повезло найти парня, который опытен достаточно, чтобы восполнить нехватку ее собственных знаний; который понимает, как заниматься этим без последствий. Или то же самое случалось со всеми девушками, и все поддерживали заговор молчания по уважительной причине – конечно, всякая другая жизнь в стране замерла бы, если бы все разгуливали вокруг, как невзорвавшиеся бомбы, – или Хелен была особенной, ненормальной в своей страсти, потому что Робин, кажется, подумал именно так.

– Ты не похожа на других девушек. Ты знаешь, что всегда готова к этому со мной? Я хочу обладать тобой всякий раз, когда пожелаю.

На следующий день он поднял вопрос о возможном знакомстве с ее родителями, и впервые она повела себя с ним холодно. Больше он не спрашивал, и их встречи вернулись к своему восхитительному удобству и прекрасной непостоянности.

Но затем он уехал и оставил ее считать не дни до своего возвращения, а время до месячных, которые так и не пришли. Робин допустил ошибку. Или наоборот – нет? «Я хочу обладать тобой всякий раз, когда пожелаю». Разве это не лучший способ поработить ее? Робин оказался либо гораздо более, либо гораздо менее умным, чем предполагала Хелен, и это незнание вызывало у нее еще большую злость.