Каменная пациентка

«Ба-бах! – подумала Хелен. – Запустите меня, как фейерверк, и я прольюсь звездами над полями. Сгорю, как чучело в заднем саду. Помним, помним не зря пятый день ноября!»[16]

Она начала смеяться – мрачным, болезненным, странным смехом, потому что мышцы болели, натруженные от рвоты.

– С ней что-то не так, – вздрогнула Эжени. – Это последняя капля, но она с самого детства была такой бесчувственной. Это против законов природы. Я оправдывала ее годами, однако это…

Хелен ожидала, что доктор Рэнсом каким-то образом распознает нелепость этих застарелых сетований и оставит их без внимания, но вместо этого он кивнул сам себе и спустя полминуты глубоких раздумий вскинул голову и взглянул на ее родителей.

– Вы можете привести какие-то примеры странного или деструктивного поведения?

Взгляды, которыми обменялись Эжени и Питер, подсказали ей, что они оба не ожидали подобного вопроса.

– Несколько дней назад она… – Эжени потупила взор и понизила голос: – Хелен видели бегающей по окрестностям в нижнем белье. Она вернулась домой полураздетая. Следовало бы запереть ее в комнате. Я понятия не имею, доктор, что у нее на уме. Она может быть очень хитрой. – Питер тихонько прокрался за спину жены и начал собирать разбросанные книги, аккуратно ставя их на полки. – А уж когда она стала путаться с этой Рошель… Сидели с ней, расставив ноги, прямо как мужчины! Из всех девочек в школе она выбрала в подруги именно ее! Они разговаривали на своем собственном языке, писали на бумаге какие-то странные символы…

– Это Питман. – Хелен процедила бы это сквозь стиснутые зубы, если бы ее челюсть вдруг не задрожала. – Ты знаешь, что это такое. Это для работы. И не имеет никакого отношения к Рошель. Мне было шестнадцать, когда у меня появилась первая подруга, так что, пожалуйста, не трогай ее.

Рэнсом облизнул губы.

– Так значит, в детстве вам трудно было заводить дружеские отношения?

Это являлось правдой, хотя и не относящейся к делу. Сначала другие матери говорили, что она слишком своевольна, затем – что у нее чересчур дерзкие идеи, и наконец – что она холодна, как рыба. В конце концов они и вовсе запретили своим детям с ней общаться.

– Она никогда не интересовалась нормальными играми, никогда не брала в руки куклу. Она… Питер, ты же помнишь? Она плакала, когда закончилась война. Как можно было… Это не… Это выглядело очень странно.

– Это несправедливо. Я была ребенком и ничего не понимала. Я просто плакала, когда «крапивники» уезжали. – Расформирование местного подразделения «крапивников» – или, официально, Женской королевской морской службы, с их нарядной униформой и фетровыми шляпками – казалось Хелен большой потерей для их маленького городка и опустошило ее. Они всегда выглядели такими умелыми, такими значительными. – Какое все это имеет отношение к… – Хелен замялась. Какое слово подобрать для описания того, что она сделала? Ей казалось, что если она не станет произносить слово «полиция» или упоминать о нарушении закона, то Рэнсом может забыть о своем долге сдать ее. -…К сегодняшнему вечеру?

Рэнсом заговорил поверх головы Хелен, не глядя на нее:

– Имеется способ обойти это, и я думаю – помочь Хелен, а также избежать худшего скандала. Мы могли бы отправить ее, не мешкая, в Назарет.

Хелен подумала – не эвфемизм ли это, вроде ссылки в Ковентри или в какое-либо религиозное заведение? Монахини были последними людьми, в которых она нуждалась. Мать же явно поняла, что означает – «Назарет». Она отступила назад, наткнувшись спиной на книжную полку.

– Вы уверены, что такое возможно? У вас есть… способ туда попасть? Мы не хотим вовлекать в это дело магистрат.

Доктор откинулся назад на стуле:

– Нет-нет, все будет не так, как обычно. Я учился вместе с одним из врачей. Мартин Бурес. Он стал довольно известным за последние годы. Мне выпала возможность поработать с ним спустя столько времени. – Его голос забрался на октаву выше, прежде чем вернуться к обычному регистру. – Да, он лучший в своей области. Если кто-то и может помочь Хелен, то только Мартин Бурес.

В голосе доктора Рэнсома звучала гордость, которая сменилась на раздражение, когда это имя явно ничего не сообщило слушателям.

– В любом случае я был бы признателен, если бы вы отправили пациентку к нему. Кровотечение, похоже, прекращается. Я бы не сказал, что она сейчас в критическом состоянии. Если вы… впрочем, наверно, нам лучше обсудить это снаружи.

Пока они бормотали на лестничной площадке, совещаясь о чем-то, Хелен попыталась бороться со своими отяжелевшими веками – но отключилась. Когда она вновь пришла в себя, мать, по-прежнему в пальто, складывала в чемодан остатки ее одежды. Новая вспышка паники оторвала Хелен от подушек, однако Эжени затолкала скомканные чулки в угол, а не в карман на крышке. Если она и услышала предательский хруст бумаги под подкладкой, то ей не пришло в голову проверить.