Каменная пациентка

Семьдесят два часа Хелен почти истекли. Пора было собираться в кабинет для совершения всех формальностей, где ее объявят вменяемой и подпишут выход из больницы. Она снова шла по коридору, по которому ее везли, когда приняли. Чтобы добраться до знаменитого кабинета доктора Буреса, Хелен пришлось в сопровождении медсестры пройти мимо приемного стола. При свете дня атриум смотрелся совсем по-другому; плитка на полу казалась скорее красивой, чем зловещей, а усатые викторианские джентльмены на масляных портретах выглядели добродушными, а не осуждающими. Теперь ей подумалось, что кто-то из них наверняка руководствовался благими намерениями. Куда это все подевалось? Утром Хелен представила себя в одежде старшей сестры, с ключами, позвякивающими на поясе, с держателем для бумаг в руке, набитым списками и сметами, дрессирующей персонал. Единственная проблема с этой фантазией заключалась в том, что сначала следовало поработать обычной медсестрой, чтобы дослужиться до ранга старшей. Хелен знала, что умеет заботиться о людях, – но не тогда, когда они находятся в непосредственной близости. На самом деле она, пожалуй, не сумела бы лучше выразить причину, по которой здесь оказалась.

По сравнению с палатами, воздух в административном блоке был свеж, как на пляже Сайзуэлла. Старинные напольные часы тикали, приближая конец ее срока. Она откажется вернуться обратно на попечение родителей. Отвезет ли ее кто-то из персонала почти через все графство до Саксмундхема, или предполагается, что она самостоятельно доберется до станции? Интересно, в какой стороне отсюда Саксмундхем? Может, до него ехать как раз через Лондон? Можно ли добраться пешком от Ливерпуль-стрит до Риджентс-парк? Хелен понятия не имела. Лондон был картинкой с открытки, непрочитанной книгой. Она могла бы, наверно, отыскать Темзу от Трафальгарской площади – но на этом все.

Дверь в кабинет доктора Буреса оказалась закрытой.

– Похоже, он куда-то убежал. – Сестра Марьяна глянула на свои часики. – Посиди пока, лапуля.

Хелен не хотелось садиться. Отсюда ей была видна вся территория. Две дюжины мужчин уныло ковыляли по кругу на прогулочной лужайке. Неужели их время нельзя потратить лучше, на какие-то осмысленные упражнения? Было очевидно, что лужайки требовали прополки, а стены необходимо побелить. Хелен вздрогнула, когда из кабинета доктора Буреса донесся глухой стук и страдальческий женский голос:

– Вы думаете, мне нравится быть такой? Господи, если бы я могла с этим справиться – я бы справилась!

Когда дверная ручка повернулась, сестра Марьяна быстро бросила взгляд на свое отражение в полированной бронзе пластины выключателя, лизнула ладонь и пригладила выбившиеся волосы. Пациент, который покинул кабинет – или скорее был вытолкнут из него здоровенным дежурным санитаром со свирепым лицом, – оказался не женщиной, а мужчиной, стройным и элегантным даже в поношенной, плохо сидящей одежде.

– Спасибо, санитар, – сказал Бурес и провел Хелен внутрь, через дверь – словно в другую страну. Здесь повсюду были папоротники в горшках, турецкие ковры и книги в кожаных переплетах. Хелен не могла отказать сестре Марьяне во вкусе на мужчин. Даже удивительно, что человек, стоящий перед ней, вообще являлся врачом, не то что современником доктора Рэнсома. На нем были свободные брюки и рыбацкий свитер поверх рубашки с открытым воротом, а волнистые каштановые волосы (самые длинные из всех, что она когда-либо видела у мужчины) почти доходили до воротника. На нем не было белого халата, и даже ни одного не висело с внутренней стороны двери.

– Мисс Моррис, добро пожаловать. Присаживайтесь.

Хелен устроилась на краешке стула с высокой спинкой, пока Бурес читал записи о ней (при этом выражение его лица менялось).

– Я вижу, вас направил сюда Эндрю Рэнсом. – В его усмешке послышалось презрение, но Хелен не могла сказать, к кому именно. Она обратила внимание на доску для записей на задней стене. Там были приколоты черно-белые фотографии, страницы с текстом, явно вырезанные из журналов, и множество рукописных заметок, в которых получилось разобрать только странно огромный восклицательный знак. Они были в вольном порядке сгруппированы под заголовками: «Содомиты», «Педерасты», «Извращенцы», «Репродуктивный контроль», «Поведенческая коррекция».

– Когда я выйду отсюда, то не хочу, чтобы меня забрали родители, – выпалила она. Странная улыбка Буреса не исчезала. – А также, пока я здесь – прежде чем я уйду, – могу дать вам множество идей о том, как можно улучшить это место. У вас тут есть такая вещь, как совет пациентов?

Бурес выставил перед собой ладонь:

– Давайте не будем забегать вперед. Сперва я хотел бы спросить вас еще раз: были ли вы изнасилованы и женат ли отец ребенка?

Значит, его не интересуют ее идеи. Образ Хелен – старшей сестры развеялся, превратившись в пар.

– Нет – ответ на оба ваших вопроса. – Она почувствовала, как хорошо старается, чтобы в ее голосе не прозвучала обида.