Каменная пациентка

Бурес погрузил свою перьевую ручку в чернильницу и втянул поршень. Он был левшой, и за его буквами оставались размазанные следы, напоминавшие хвосты комет. Хелен была левшой в детстве, но ее заставили научиться писать правой. Эжени привязывала ей левую руку за спину и била ее по икрам сзади резиновой лопаточкой, если она пыталась освободиться. Доктор записал ответ с сильным нажимом, чтобы остался отпечаток под копиркой, вложенной в его тетрадь, затем отложил ручку и улыбнулся:

– А теперь вы готовы назвать его имя?

– Нет! – Улыбка Буреса исчезла, и Хелен напомнила себе, что должна подавить свою ярость и держать ее под контролем.

Бурес зажег сигарету. Сестра Марьяна, как фокусник, тут же достала откуда-то из воздуха чистую пепельницу.

– Ну что ж, мисс Моррис. Похоже, как даже сломанные часы показывают верное время дважды в день, Эндрю Рэнсом на сей раз передал мне настоящее дело. Я гляжу, у меня тут появилась яркая личность, всезнайка, и не вижу смысла разговаривать с вами об этом дальше. Но если я позволю вам узнать немного больше о моей работе, тогда, думаю, вы поймете.

Поймет – что?

В душе у Хелен закрутились шестеренки подозрения; в животе как будто повернулось зубчатое колесо.

– «Поведенческая коррекция» – это новое поле деятельности, невероятно захватывающее. Пациент перед вами был содомитом, к примеру. Он упорный нарушитель закона, постоянный мусор в трубах судебной системы, но я уже добился больших успехов. У некоторых людей бывает то, что мы называем «единичные случаи», однократные эпизоды психоза, однако у других – ну, их мозги постоянно находятся в расстройстве. Они ничего не могут с этим поделать. Но с моей точки зрения, есть разница между «лечением» и «сдерживанием», улавливаете смысл?

Тревожное чувство у Хелен усилилось. О чем он говорит?

– Так… – Доктор снова опустил голову к ее записям. – Похоже, ваш последний поступок следует из долгой истории отказа от здоровых женских качеств, так же как и публичный эксгибиционизм, – ну и, конечно, говорение на странных языках давно уже является важным признаком. Хорошая новость заключается в том, что в наши дни мы не подходим к болезни с мерками морали, а рассматриваем ее скорее как дисбаланс в мозге, нечто такое, с чем мы можем справиться при помощи новых процедур.

– Постойте, постойте – каких еще процедур? Я тут не для лечения. Договор был о том, что я останусь здесь на три дня, пока пыль не осядет, а затем выпишусь. Мой срок почти истек.

Бурес взглянул на медсестру, которая встрепенулась с извиняющимся видом. На дело Хелен упал пепел, когда доктор с нажимом продолжил:

– Сожалею, что вам не объяснили должным образом. Боюсь, отказ от лечения не входит в ваши возможности. Пациенты частенько не понимают, что они сопротивляются лечению оттого, что больны. В том-то и дело. Ваш… бунт – это симптом вашего расстройства.

– Но я не больна! Я просто… – «Я просто… что? – подумала она. – Я просто глупая? Я просто потаскуха? Я просто наивна, я просто доверилась не тем людям?»

Бурес затушил сигарету и снова взял ручку.

– Даже короткий курс электроконвульсивной терапии позволит мне понять, сможем ли мы сломать вас, чтобы затем построить заново, уже правильным образом.

Хелен вспомнила Сьюзен после процедуры, униженную и сконфуженную; у нее заскребло в горле от готовых вырваться наружу рыданий.

– Я вижу, это вас встревожило. Возможно, снос здания был не лучшей аналогией. Думайте об этом скорее как о ремонте в доме, где неисправно освещение. Не лучше ли вам жить в таком, где лампочки не моргают, где вы можете доверять щелчку выключателя?

– Я видела, что делает с человеком «фритюрница», – произнесла Хелен. – Она превращает его в инвалида и дурака. Это способ убить меня и поддерживать во мне жизнь одновременно. Я вам не позволю. Я не больна.

– Мисс Моррис. – Голос Буреса был полон сожаления. – Вы нездоровы – и уже довольно долгое время, возможно, всю свою жизнь. Вы нуждаетесь в лечении. Если вы откажетесь сотрудничать, у меня не останется иного выбора, кроме как поместить вас по освидетельствованию[20] – на самом деле нам проще это сделать, когда вы уже здесь, чем когда вы снаружи.

Это был один большой обман, это был суд над ведьмой.

– Значит, вы меня тут удерживаете.

– Нет. Вы можете оставаться добровольной пациенткой…

– Но если я соглашусь, что я сумасшедшая, то вы должны держать меня здесь? И если не соглашусь, вы тоже должны держать меня здесь, потому что это мои бредовые идеи? – Хелен хотела, чтобы это прозвучало с сарказмом, но Бурес, похоже, обрадовался, что она наконец-то ухватила суть.