Каменная река

— А мы на что? — вылез Чернявый.

— Только попробуй, прирежу как собаку, — пригрозил Нахалюга.

Но Чернявый в ответ только прищурился, и мы поняли: он что-то замышляет.

— Говори, сынок, говори, что придумал! — обрадовался Рачинедда.

— Влезу кому-нибудь из вас на плечи — и готово дело.

— Давай, — сказал Коста, — полезай. — И, согнувшись, подставил Чернявому спину.

— Нет, — объяснил Чернявый, — так мне не достать. Они ведь под самым потолком висят. Надо бы повыше кого. Вот вы подойдете. — Он ткнул пальцем в секретаря.

Пирипо и впрямь был из них самый длинный. Все взгляды устремились на него, он переменился в лице и скрипнул зубами.

— Ну, решайте, — добавил Чернявый. — Время не ждет.

Фашисты сверлили глазами своего главаря, но заговорить никто не осмеливался.

— К оружию! — вдруг истошно завопил. Пирипо. — Готовьсь! Пли!

— Да где ж его взять, оружие-то? — отважился спросить Маргароне. — Правда, у нас есть винтовки авангардистов, но, сами знаете, они только ребятишкам для забавы годятся.

— Бум! Бум! Та-та-та-та!

От криков секретаря дребезжали окна.

— Боже правый, да он с ума сошел! — всплеснул руками Рачинедда.

Тут священник встал с дивана и подошел к Пирипо.

— Успокойтесь, успокойтесь! Вы же не Всевышний, чтоб брать на себя вину за мирское зло. Все в руце божией. Эти адские, дьявольские образы надо убрать. Идемте со мной. — Он подвел его к бильярдному столу.

Пирипо как во сне вскарабкался на стол; глаза у него сразу осоловели, а цвет лица стал сизым. Чернявый, как кошка, прыгнул с плеч Косты на плечи Пирипо и начал потихоньку подтягиваться к портрету, при этом он со всей силы сдавил ногами шею фашистского главаря.

— Эй ты, поживей там! — прохрипел Пирипо. — Я так долго не простою!

Мы с трудом сдерживались, чтобы не прыснуть. Ой умора! Вдоволь погарцевав на хребте Пирипо, Чернявый наконец снял со стены портрет короля.

— Держите. — Он протянул его Брачилитоне.

— Так, теперь дуче, — с удовлетворением сказал Рачинедда. Бильярдный стол подвинули к противоположной стене.

Но Чернявый вдруг объявил:

— Я боюсь.

— Чего? — удивился Рачинедда, подтягивая штаны.

— Уж больно глаза у него страшные.

— Да ладно тебе, он же нарисованный.

— Нет, боюсь, помогите мне слезть.

Я свистнул, потом сплюнул на пол. То же самое проделал Золотничок.

— Вы что? — спросил священник.

— Ничего. Мы так страхи отгоняем. А вы повторяйте за нами.

— Что, свистеть?

— Надо вышвырнуть их вон, — сказал Коста. — Не видите, они же над нами издеваются!

— Ну что вы, что вы! — заторопился Рачинедда. — Детки шутят. Придется потерпеть, ведь надо дело до конца довести.

Он подал всем пример, правда, свист у него не получился. Брачилитоне и Маргароне стали ему вторить — сипло, как будто свистели не ртом, а задом. Мы же заливались соловьями и внутренне ликовали: как ловко мы оболванили этих фашистов.

Чернявый, гарцуя на плечах Пирипо, хохотал во всю глотку.

— Хватит! — не выдержал Салеми. — Нечего устраивать бордель из резиденции фашистской партии!

— Какая партия, что вы такое говорите?! — ужаснулся священник.

Чернявый наконец снял с гвоздя портрет и сполз по спине Пирипо на стол.

— Ох, сразу на душе полегчало! — вздохнул Рачинедда, утирая пот.

— Так, — задумчиво протянул Чернявый.

— Так, — словно попугай повторил Рачинедда.

— И что же дальше делать с этими портретами?

Фашисты остолбенели, как будто их разразил гром.

— Надо их вынести отсюда, — сказал Маргароне.

— Ага, чтобы нас американцы к стенке поставили! — заметил Нахалюга. — Да и свои — если увидят, нам не поздоровится.

— А как же быть? — растерянно спросил Рачинедда.

— Давайте их сожжем, — предложил Салеми.

Тут официант Чиччо, молча стоявший у стены, подал голос:

— Вы что, очумели? Ведь дым с улицы увидят. Выход один: надо спрятать их на чердаке.

— Молодец, Чиччо! — воскликнул священник. — Бедняков всегда Господь направляет.

Под торжественные звуки королевского марша Чуридду, Нахалюга и Кармело понесли наверх портрет короля. За ними, печатая шаг, выступали Чернявый, Золотничок и я с портретом дуче.

Агриппино и Карлик ритмично хлопали в ладоши.

Мы прошествовали через бильярдную, а оттуда по узкой лесенке поднялись на чердак.

Дорогу нам показывал Чиччо.

Чердак был слабо освещен, и от этого сваленный здесь хлам: сломанные кресла, пустые бутылки, кипы старых газет — приобретал какие-то призрачные очертания.

— Ой, не могу больше, сейчас в штаны налью! — сказал мне Нахалюга.

Мы с ним пошли в самый темный угол чердака.

— Куда это вы? — крикнул нам Чиччо. — Там колбасы нету.

— Не подходите! — отозвались мы. — Тут крысы.

Мы с удовольствием справили нужду на тихо шуршащие газеты.

Агриппино и Чуридду, облегчившись, принялись разбивать об пол старые кресла.

— Чего вы там шумите? — снова окликнул нас Чиччо. — Портреты спрятали?

— Погодите, дайте с крысами разделаться.

— Слушай, Агриппино, а для чего вы кресла крушите? — поинтересовался я.

— Как — для чего? Дрова на зиму заготавливаем.

— Ну скоро вы там? — торопил Чиччо.