Каменное братство

Однако Братство живет, и, завоевывая все более и более могущественных покровителей на земле, все глубже и глубже зарывается в землю. И в последние десятилетия духовные вожди Братства все более и более уверенно заговаривают о том, что наша планета – живое существо и лишь наша тугоухость мешает нам расслышать удары ее сердца.

Мой фононный фонендоскоп и должен нащупать пульс Земли.

Простенько и со вкусом.

Но Братство Подземных Дервишей все-таки не «Росатом», я тоже должен соблюдать правила конспирации. Гость считает, что за ним хвоста не было, однако береженого Аллах бережет, я должен добираться до Турции хитроумным маршрутом, стараясь следить, не мелькает ли поблизости какая-нибудь повторяющаяся фигура, не интересуется ли кто моим багажом, – в общем, если хоть что-то покажется мне странным, я должен немедленно возвращаться в Петербург и ждать новых указаний. Если же переезд пройдет благополучно, мне следует поселиться в Анкаре в отеле «Барселона», по-турецки «Барсело», и ждать – мой гость заедет за мной в самом скором времени.

– Простите, а как мне вас называть? – спросил я его на своем уродском английском.

– Зовите меня просто: Пасынок Аллаха.

Ведь Stepson означает Пасынок? По-турецки же я запомнить не сумел. Может быть, этому помешал внезапно проглянувший сквозь его джентльменство неподвижный взгляд коршуна.

Конспирация и опасность пленили меня более всего: гибель в столь диковинном обрамлении идеально завершила бы путь строителя Тадж-Махала. Другое дело, вся эта история начинала казаться мне бредом, чуть только я пытался улечься в постель, однако плоская пачечка новеньких купюр по пятьсот евро каждая всякий раз оказывалась на месте, упорно не превращаясь в пригоршню золы.

Зато на самом видном месте мне предстал скромно переливающийся диск Марии Каллас. Я и без нее избегал музыки бог знает сколько времени, она размывала мою решимость, а уж от красивых женских голосов отшатывался почти как от порнухи. Но в ту ночь наушники словно приросли к моей голове, и я до первых мусорных баков не мог оторваться – признаюсь: не просто от божественных звуков, заполнивших весь мир, – от того божественного создания, которому этот голос принадлежал. Я в четвертый раз упивался арией «Каста дива» и приходил в бешенство, что какой-то греческий барыга посмел отказаться от моей богини – да он должен был почитать за величайшее счастье простаивать ночи под ее окном!

Уже и в постели эта неземная красота продолжала звучать во мне, но что-то меня все же толкнуло, пробудившись, поспешить не к рабочему столу, а к надгробной плите.

Под раскисшими листьями еще доживал свой век слежавшийся снег, ноздреватый, словно облизанные коралловые глыбы. ИРИНА… Желобки в мраморе – теперь это было все, что осталось от Ирки для моих пальцев. И когда их томление было вновь убито каменным кладбищенским холодом, я вдруг почувствовал стыд за ту ночь, которую провел с великой певицей. Ведь обычно я закрываю глаза, стараюсь забыть о внешнем облике певцов – никто из них не стоит своего голоса, – а тут, обмирая в океане божественных звуков, я не забывал вглядываться в ее фотографии, и более всего меня притягивали самые будничные обличья, где она казалась исхудавшей и даже не очень красивой – вот такой я бы ей служил особенно преданно! Предавая этими грешными помыслами память об Ирке…

Да, я почувствовал мучительный стыд, какого совершенно не испытывал из-за тех часов, что проводил в постели с моей милой Пампушкой, – не стыдился же я того, что ем, пью, дышу! Я и сам не думал, что секс может быть чисто дружеским занятием – как рукопожатие, как приятная болтовня, как совместный просмотр хорошего, но не великого фильма…

* * *

– Заинька, а можно я с тобой поеду? – Виола смотрела на меня так робко, словно я был строгим папашей, а она провинившейся школьницей. – Я четыре года никуда не ездила, поднакопила кой-чего…

Почему именно перед женщинами так приятно щегольнуть широтой души?

Я протрещал пружинящей пачечкой евриков:

– Я угощаю. Русский офицер с женщин денег не берет.

Я хотел добавить: «как сказал гусар, переночевав у проститутки», но вовремя вспомнил завет Козьмы Пруткова: не шути с женщиной, твои шутки глупы и неприличны.

– В общем, собирайся, нужно ехать в ближайшие дни.

Она совершенно по-детски захлопала своими крошечными ладошками, припухшие глаза вспыхнули радостью – и тут же приняли строгое выражение заботливой мамаши:

– Спрячь, заинька, потеряешь! Скажи – ведь то, что мы встретились, – это же чудо? Почему вы, ученые, не верите в чудеса?

– Потому что мы перестаем считать их чудесами, как только они случаются.

В нашем гнездышке, невзирая на теплые дни, продолжали топить, и моя раскрасневшаяся Пампушечка вся была в испарине, но это лишь усиливало мою нежность: ведь испарина это жизнь. А жизнь такая хрупкая!..

* * *

Чтобы оторваться от «хвоста», если таковой за нами увяжется, а еще больше забавы ради мы двинули в Турцию через Балканы, намереваясь там сделать несколько заячьих скидок – внезапных прыжков в сторону.