Каменное сердце

— Тогда, по возможности, успокойте ее.

Поклонившись, Уорнер покинул комнату. Я заметил, что девочка, не переставая гладить собаку, внимательно изучает меня. Королева посмотрела на нее и улыбнулась:

— Да, Елизавета, это и есть мастер Шардлейк. Задавай свой вопрос, а потом тебе следует вернуться к занятиям стрельбой из лука. Мастер Тимоти уже будет ждать тебя. — Королева пояснила мне со снисходительной улыбкой: — Леди Елизавета хочет кое-что узнать про адвокатов.

Я нерешительно повернулся к девочке. При таком длинном носе и подбородке ее трудно было назвать хорошенькой. Синие глаза смотрели пронзительно, как и у ее отца. Только, в отличие от Генриха, в глазах Елизаветы не угадывалось никакой жестокости, там сквозило лишь напряженное, пытливое любопытство. Пожалуй, смелый взгляд для ребенка, однако это дитя нельзя было назвать обыкновенным.

— Сэр, — произнесла девочка чистым и серьезным голосом, — я знаю, что вы являетесь адвокатом и что моя дорогая матушка считает вас хорошим человеком.

— Благодарю вас, — ответил я, удивившись про себя: «Надо же, Елизавета зовет нынешнюю королеву матерью!»

— Тем не менее я слышала, что адвокатов считают скверными людьми, не знающими нравственности, одинаково готовыми взяться за дело и плохого человека, и хорошего, — продолжил ребенок. — Говорят, что дома адвокатов построены на головах глупцов и что они используют путаные места закона как сеть, улавливая ею людей. Что вы скажете на это, сэр?

Серьезное выражение на лице девочки говорило, что она вовсе не собирается посмеяться надо мной, а действительно хочет услышать ответ. Я глубоко вздохнул:

— Миледи, меня учили тому, что адвокату положено, невзирая на лица, вести дело любого клиента. Адвокат обязан быть, так сказать, нейтральным, ибо любой человек, добрый или злой, имеет право на то, чтобы его дело было верно изложено в Королевском суде.

— Однако у адвоката должна быть совесть, сэр, ему положено знать в сердце своем, справедливо или нет дело той стороны, которую он защищает! — пылко воскликнула юная королевская дочь. — Если к вам придет некий человек и вы увидите, что он руководствовался в своих поступках злобой и недоброжелательством, вы ведь не станете действовать против его противника таким же образом, желая просто запутать несчастного в терновых объятиях закона ради получения вознаграждения?

— Мастер Шардлейк по большей части ведет дела бедняков, Елизавета, — мягко вступила в разговор королева. — В палате прошений.

— Но, мама, ведь дело бедного человека точно так же может оказаться несправедливым, как и дело богатого?

— Действительно, закон — вещь путаная, — признал я, — быть может, и в самом деле чересчур сложная для блага рода людского. Справедливо также, что некоторые мои коллеги покоряются жадности и думают об одних только деньгах. И все же долг требует от адвоката найти справедливые и разумные моменты в деле своего клиента, дабы он мог уверенно защищать его интересы. Таким образом, адвокат может успокоить свою совесть. А справедливое решение принимают судьи. И справедливость — это великая вещь.

Внезапно Елизавета победоносно улыбнулась:

— Благодарю вас за ответ, сэр, я обдумаю его. Я задала сей вопрос только потому, что хочу учиться. — Она помедлила. — И все же я полагаю, что найти правосудие непросто.

— В этом, миледи, я совершенно с вами согласен.

Екатерина прикоснулась к руке девочки:

— Теперь тебе надо идти, иначе мастер Тимоти возьмется за поиски. А мы с сержантом[12] Шардлейком займемся делом. Джейн, ты проводишь ее?

Елизавета кивнула и улыбнулась королеве, на мгновение превратившись в обыкновенного ребенка своих лет. Я вновь низко поклонился. Одна из камеристок подошла к девочке и проводила ее к двери. Юная леди шла неторопливым, сдержанным шагом. Собачка решила было последовать за ней, но королева велела животному остаться. Камеристка постучала в дверь, та открылась, и они с Елизаветой исчезли за ней.

После этого Екатерина повернулась ко мне и протянула узкую, в кольцах руку для поцелуя.

— Вы дали хороший ответ, — кивнула она, — однако, быть может, наделили своих собратьев-адвокатов слишком большой самостоятельностью.

— Да. Боюсь, я несколько все упростил, — не стал отрицать я. — Но леди Елизавета всего лишь дитя, хотя и воистину удивительное. Разговаривать с нею интереснее, чем со многими взрослыми.

Королева вдруг рассмеялась, блеснув ровными белыми зубами: