Каменное сердце и мастер Гонтье

– Сударь, я не знаю вашего имени и рода занятий, но вижу, вы человек благородный. И не стали бы просто так якшаться со всяким сбродом в тавернах и отлавливать кого-то вроде меня. Я Пьер Гонтье – подмастерье без дела и гроша за душой. Скажите хоть что-то, если вы обознались. Поверьте, вы вряд ли искали меня. Лица я вашего не запомнил, одежду свою вы вряд ли носите каждый день. Никто ни о чем не узнает, и оба позабудем друг друга.

Карета повернула налево и твердый камень под копытами лошади кончился. Теперь они ехали по рытвинам, ухабам и лужам. Голова Пьера ударялась о пол, а человек ничего не сказал. Пьер с зудящей тоской вспомнил, как горели на площади рыцари, как теперь на досуге каждого третьего обвиняют в измене, и во рту стало сухо и мерзко. Доносами сейчас кормится каждый второй, а доносами лживыми – каждый первый. За сколько его продала толстуха-трактирщица? Вряд ли задорого.

– Я не знаю, что вам напела эта старая дура, – в сердцах продолжал Пьер Гонтье. – Я пьянчуга, это верно, люблю дебоширить, плачу цыганкам и не только цыганкам, может, я и не самый добрый христианин, но хожу к мессе, и отец Бенедикт меня даже знает. Я не вор и за всю свою жизнь не украл ни единой монеты, ни яблока. Я верный подданный нашего доброго короля, хотя вряд ли за всю свою жизнь сделал ему хоть что-то полезное.

Тишина была тяжелой и липкой, а от сапога на плече болели все кости. Кто вообще сказал ему, что человек-с-кольцом верен престолу? Может, ему и дела нет до Филиппа.

– А если, – с отчаянием продолжал подмастерье. – Если вы кто-то из заговорщиков, из всех тех баронов, кого обошли налогами, податями… Если вы хотите, чтобы я работал на вас. Не у того вы ищете сочувствия с верностью, кто ест похлебку из крысы. Мне нет дела до вас и нет дела до ваших распрей с короной. Половине страны все равно, что Филипп на троне, что кто-то из вас.

Откуда-то сверху со скамьи до Пьера донесся странный звук. С трудом он понял, что это смешок. Что ж, может, это и к лучшему. Он уже начал бояться, что его тюремщик не из плоти и крови. Повозку тряхнуло еще один раз, она скрипнула и встала на месте. Пьер услышал, как возница спрыгнул с козел, открыл дверь. Его выпихнули наружу довольно бесцеремонно, прямо в лужу, и в прохудившийся башмак быстро затекала вода. Мешок с головы ему так и не сняли. Его вели тычками и молча, но больше не били.

Скрипнул засов на тяжелой двери, и Пьера толкнули на лестницу. Ступеней вниз оказалось немного. Какой-то подвал, но сухо и чисто, по запаху даже без крыс. Еще пара дверей и коридоров, его зачем-то снова покружили три раза, будто детский волчок. Затем все же сняли мешок.

За ярким светом свечей глаза Пьера разглядели человека не сразу. Их было двое кроме него. Незнакомец с кольцом, что доставил его и стоял теперь рядом. И некто второй, что сидел за тяжелым дубовым столом напротив него. Средних лет, может даже, уже с сединой в волосах. Еле заметной, но все же. Что-то подсказывало Пьеру Гонтье, что лучше молчать, пока не спросили. Вот он и стоял, и молчал, как дурак. Тут, видно, жизнь на кону, а правил игры он не знает. В гляделки играть куда проще. Пьер огляделся и понял, что не видит в подвале ни дыбы, ни стопки бумаг с обвинениями, ни даже цепей, свисающих со стены. Их не было, тогда зачем его били в таверне? По позвоночнику Пьера прошел холодок. Старая добрая пытка как-то понятней неведения.

Человек напротив разглядывал его с любопытством. Легким, ленивым, с таким уставший хозяин смотрит на кошку – вроде бы и бросил в паскуду башмак, но она ишь как мурлычет. Незнакомец отвел глаза в сторону, но Пьер не почувствовал, что он победил.

– Непохоже, что он боится меня.

Человек-с-кольцом пожал плечами и хмыкнул. Кривая улыбка не сходила с лица.

– Непохоже, что он узнал вас, как видите. На монетах чеканят шут пойми что, не поймешь, кто на них – вы или кто-то из двенадцати цезарей. Да и откуда деньги у такого отребья.

Тот лишь слегка склонил голову. Видно, согласен.

– Вы Пьер Гонтье?

Этого вопроса Пьер ожидал и был рад тому, что хоть знает ответ.

– Да, – кивнул он. Потом добавил: – Да… сударь.

Поди пойми, кто он – бандит при деньгах, купец, кто-то из этих премерзких итальянских банкиров, что проросли в Париже, точно сорный цветок, в последние годы, или же Его Высокопреосвященство. Благородные горазды скрывать свои имена, а затем гневаться, что их нигде не признали. Забавы богатых. Нищий счастлив, если о нем никто не слыхал, кроме соседской собаки.

– Господин ваш, мастер Лакомб, почил в минувшую среду. Вам это известно?

Язык оказался проворнее мозга.

– Жак Лакомб мне никогда не был господином.

Человек-с-кольцом не ударил его, незнакомец тоже не стал грозиться побить.

– Все верно. Господин вам, Пьер Гонтье, только Бог. А после король.

«Они, видно, не из баронов, – думалось Пьеру. – Хотя кто их поймет».

– Ваши мысли о короле, мастер Пьер?

Тут либо отпустят, либо повесят. И права на ошибку у него сейчас нет. Тут как в игре в кости – или угадал число троек под грязной глиняной кружкой, или же нет. Он брякнул наугад, обычно с удачей везло: