Каменное сердце и мастер Гонтье

Конечно, он прав. Где-то в других мирах обреченному полагается умирать с поцелуем прекрасной дамы или, на худой конец, с её локоном. Придётся просить служанку, что убирается в комнате. Хоть её лицо и изъедено оспой.

– Благослови вас Бог, Ваше Величество, – что ещё положено говорить? Он не знает. – Не ненавидьте его, я прошу вас.

Она на минуту застыла.

– Отца?

– Нет, – Пьер покачал головой. – Его зовут Теобальд Оноре. И он всего лишь дурак.

III

Тень Тампля

Это только во вранье проходимцев заслуженная кара и удары судьбы сопровождаются громом с небес, порывистым ветром, заунывным уханьем филина. На деле же у твоей двери стоит стража и не пускает тебя из покоев дальше второй галереи. По особому распоряжению короля. И с этим не спорят.

Он сидел в каморке неделю после того злополучного вечера. Изабелла, королева Английская, уехала на следующий день. Из оконца Пьер видел внизу лишь крохотных человечков – она и король – будто куклы. Принцесса тогда наклонилась к Филиппу. Ни один ветер никогда не донес бы слов до него, но Пьер их расслышал. Два слова: «Я знаю». Ее отец бледнеет, точно уже на смертном одре, но замечает это лишь дочь. И этого ей хватит надолго.

Под вечер его вызвали к королю. Такая честь для безродного юноши. Знал бы он тогда, когда сбегал из деревни в Сорбонну, когда пару раз его обокрали в дороге, что через несколько лет он будет вышагивать по дворцовым плитам Консьержери и говорить с Филиппом, не прижимаясь лбом к холодной грязной земле. Шальная мысль затесалась в голову Пьеру – сам ли умер Лакомб. Он отмахнулся. Конечно же, сам. Старик догадался свернуть себе шею в канаве. И догадался не обманывать короля.

Дверь за ним затворилась.

«Что-то не то».

Что-то не то, помимо того, что все рушится, как карточный домик. Он оглядел еще раз покои Филиппа и понял, чего не хватает. Тень Мариньи – ее не было. В смысле, не было Клода, не было человека-с-кольцом, его врага и противника, оттого было странно и пусто.

Филипп проследил за его потерянным взглядом.

– Вы ищете нашего друга, мастер Гонтье?

– Клод де Мариньи мне не друг, Ваше Величество.

– Вы знаете, почему я позвал вас?

Его могут обвинить в измене, в обмане, в колдовстве, в грязных мыслях о французской принцессе: первое правило Франции – не признавать ничего, когда говорят признаваться.

– Нет.

– Ну, как же, мастер Гонтье.

Филипп отчего-то был спокоен, как и всегда. Пьер вспомнил, как, казалось бы, еще в прошлой жизни, он говорил королю, что тот бесконечно далек от всего и оттого ничего не боится. Королева Изабелла считала иначе.

– Для чего мне был нужен новый сын, мастер Гонтье?

– Ваши дети не оправдали надежд.

Король усмехнулся.

– Дети их никогда не оправдывают. Так было, так будет – вы думаете, меня волновала семья.

Пьер вспомнил, как ему показалось, что в Филиппе есть что-то живое, и промолчал.

– Жак де Моле пообещал, крича мне из пламени, что ни мне, ни моим сыновьям не править во Франции. Что сам я умру через год – вам это известно? Настоящий Людовик не хочет брать другую жену, Карл, впрочем, тоже. Дочерям корону не отдают. Вы никогда не думали, мастер Гонтье, отчего измена королевы в постели равняется измене короне? Не из-за мужской гордости, будьте уверены. Отчего тихие слухи в самом сердце дворца опаснее мятежа на дальних границах. Оттого, что любой теперь скажет, что наследник – ублюдок. И династия лопнет, как мыльный пузырь в корыте у прачки. Она уже лопнула. Я умру. Умрет настоящий Людовик, Карл и Филипп. А новый сын перед всем миром доказал бы мою правоту. И никто не узнал бы.

– Так в этом все дело, – наконец сказал Пьер. Он не добавил «Ваше Величество». – Переиграть де Моле? Переиграть мертвеца?

Король смотрел мимо него.

– Вы, мастер Гонтье, недооцениваете ценность победы. Когда сидишь на вершине, когда из обычных радостей тебе ничего недоступно, только в этом и видится смысл. В победе. Вернее, в том, за кем останется последнее слово.

За год страх действительно подточит короля изнутри. Права королева и прав тамплиер.

– На что вы надеялись, мастер Гонтье, подсунув мне дурака?

Сердце Пьера пропустило удар. Впрочем, он этого ждал.

– Вы думали, я не узнаю. Да, вы мыслите верно. Клод де Мариньи хотел быть полезным. Признаться, у него есть отцовский талант, такой отменный шпион. Я отправил его следом в ту же секунду, как ваш протеже стал брататься с предателем Франции. Знаете, я бы оставил Мариньи при дворе. Если бы мог.

– Он убит?

– Зачем же. Он был верен короне.

На деле они оба обманули Филиппа. Только он, Пьер Гонтье, проиграл.

– Он сослан в Лилль в одежде торговца. Без гроша. Брошен на дороге у города. Никто ему не поверит, что он Мариньи. Вы оба знаете много, и оба вы проиграли.

– Но только не вы.

– Разумеется. Только не я. Короли не проигрывают.

– Вы ведь знаете, что Изабелла расскажет мужу, как только вернется.

Где-то в прошлом замаячила лавка Лакомба. Грязные ступки, свежая ледяная вода из колодца и пыльные книги давно позабытых греков.