Каменное сердце и мастер Гонтье

Пьер не услышал привычных слов про жестокость холодного сердца из камня, но махнул на это рукой. В меланхолию короля он не верил. Он уже пару недель не верил, что монарх – живой человек. По вечерам в своей новой каморке, когда он пил и вспоминал свою прошлую жизнь, точно любовницу, Пьер спорил сам с собою на все лады – кого ему напоминает Филипп? Вавилонян, что в гордыне своей строили башню, или же тех, кто с глупой надеждой ждал, когда же проснется Артур, погребенный на Острове Яблок, или же Charlemagne, Аттила, да кто еще, мало ли баек ходит по свету.

Теобальд-«Людовик» был разряжен, точно король. В то, что он действительно наденет корону, верилось плохо. За последние дни дурак убедился, что он действительно принц, говорил слугам, что Господь уберег его от страшной болезни, что он жизнью обязан мастеру Пьеру Гонтье. Он и теперь неловко мялся возле дверей, ждал, покуда зазевавшийся герольд назовет наконец его имя. Дурак-Тео ждал этот праздник. Он боялся и жался к стене, но улыбался. Пьер же просто боялся. Он королевский лекарь. Он спас наследника Франции от старухи с косой. Ему сегодня тоже перепадет изрядная доля внимания.

– Его королевское Высочество принц Людовик!

Теобальд побледнел, но глупая улыбка никуда не делась с лица.

– Иди, – шепнул ему Пьер. Потом добавил: – Идите, Ваше Высочество, вас заждались.

Тео шагнул вперед. Раздался одобрительный гул, он на миг застыл на месте, будто испуганный заяц, но затем пошел снова. Пьер прошмыгнул через соседнюю дверь. Ему нужно было здесь быть, но, но к счастью, ни с кем говорить он не должен.

«Это пир, – говорил себе Пьер. – Всего лишь пир. Все едят, все пьют и смеются. Никому нет дела до друга за соседним столом, если только у него еда не вкуснее. Это не экзамен в Сорбонне, где за ошибки на греческом будут бить, а доктор богословия рассуждает о филиокве».

Тео нужно было лишь улыбаться и вести себя, точно принц. Поклониться отцу-королю. Дурак предстал перед Филиппом, как учил его Пьер, и даже склонился. По лицу короля было сложно прочесть его чувства. Серые глаза его смотрели пристально, будто что-то искали. Затем Филипп просто кивнул.

– Милостью Божьей, наш возлюбленный сын Людовик снова здоров!

Дальше последовало столько убедительной лжи, что Пьер поспешил налить себе выпить. Филипп говорил красиво и чисто, тут бы позавидовали и старухи-торговки, что пытаются продать тебе тощую курицу по цене хорошей свинины. В конце Филипп обмолвился, что вскоре подыщет сыну новую партию, взамен злополучной Маргариты Бургундской, прозябающей ныне в темнице. Прекрасно, подумалось Пьеру, и он пригубил бокал. Вслед за сыновьями король решил избавиться еще и от внуков. Подберет поди какую-то княжну из Наварры. То-то будет потеха несчастной девице! «Красавица и дурак»! Таких сказок крестьяне знают немало.

– Ее Величество королева английская!

Пьер пролил себе на рубаху вино и понял, что не бывает у королей и монархов просто пиров. Не бывает просто праздников, просто радости, просто свадеб и просто смертей. Изабелла вошла в этот зал, а вместе с ней вошли его костер, королевский скандал и война.

Платье на королеве было темно-зеленым, и сегодня во сне Пьер Гонтье целовал ее нежную шею. Когда она прошла мимо, он потупил глаза. Не хватало ему еще таких обвинений – двух смертей он, пожалуй, не выдержит. Перед королем она не склонилась. Что ж, видно, так принято. Филипп усадил ее по другую сторону от себя, чтобы она не видела своего нового брата.

– Пейте, мастер Гонтье! Король объявил, вы спасли его сына. Недурно, очень недурно. Глядите, в скором времени еще войдете в Совет, – кто-то из надравшейся знати смеялся и хлопал его по плечу.

Ему наливали, а он пил и все пил, стараясь заглушить голос страха. Разум оставался чистым, как стекло витража. Краем глаза он косился на стол королевской семьи. Король что-то негромко говорил Теобальду, Теобальд ел, молчал, иногда кивал и смотрел на десятки свечей, будто малый ребенок. Какой из него сын Железного короля. Он не обидит и мухи. И очень скоро Филипп Красивый это поймет.

Свечи стали короче в два раза. Кто-то позвал пару придворных лютнистов. Заунывные звуки летели под потолок вместе с дымом, пока оба они перевирали «Песнь о Роланде» или что-то еще. Пьер никогда не любил баллады с легендами. В них и бедняк получает принцессу, и король милосерден. Сейчас его тошнило от подобных идей. Еда была съедена, люди бродили по залу, встречали знакомых, делали вид, что не видят друг в друге врагов. Он отошел от стены, двинулся наобум по каменным плитам.

– Ты не сказала мне, что приедешь.

– Я отчитываюсь лишь перед королем Эдуардом, а моему супругу все равно, где я и с кем. Это называется семейное счастье.

– Осторожнее, дочь моя. Твоему брату Людовику это тоже было неважно, и Маргарита Бургундская отныне в тюрьме за прелюбодеяние. Не оступись, как она.