Каменное сердце и мастер Гонтье

Филипп молчал и смотрел на огонь, а Пьер смотрел на Филиппа. Говорят, что дочь – отражение матери, еще говорят, что отцы их любят безмерно, даже больше, чем сыновей. Король, похоже, не видел свою кровь в королеве.

– Значит, зубы она отрастила.

Всего четыре слова, но его сыновья не дождались и такой похвалы.

***

Королеве Изабелле было лет двадцать. У нее был муж, был сын и корона – она не хотела ни первого, ни второго, а третье со временем ей пришлось по душе. На английскую землю она ступила давно, больше не видала ни братьев, ни отца, ни Парижа, ни своего крестного де Моле, что недавно сожгли на костре. Она знает об этом, не может не знать. О казни тамплиеров все слышали. Ее муж Эдуард потирал, должно быть, руки от радости – французский король хотел их денег, богатства, их власти – но золото будто исчезло, а проклятье из сердца не вымыть. Пусть даже оно лишь злая шутка казненного. Эдуард ненавидел Филиппа, а Изабелла ненавидела мужа. Эти чувства были, впрочем, взаимны.

Пьер это знал, и это знал каждый. Слухи ползут слишком быстро, о чем еще говорить в этих шумных тавернах, как не о грязном белье сильных мира сего. Этим не брезгуют ни крестьяне, ни даже министры. Пьер сам о ней говорил пару слов, пару мерзких скабрезностей, когда еще учился в Сорбонне. Быть может, ему будет стыдно при встрече, но это не точно.

Изабелла приехала два дня назад со всей суматохой, шумом и лоском, свойственным королевам. Свита у нее, правда, была небольшая. Об этом не преминул высказаться Клод и расплыться в гадкой улыбочке. Что ж, в своем королевстве Изабелла – persona non grata, Эдуард смеется над ней в тронном зале и крадет драгоценности, книги и письма, в ее постели был пару раз за все это долгое время лишь для наследника – а королева прекрасна.

Слухи слухами, и, может, даже сплетни правдивы, но она чудо как хороша. Пьер Гонтье видел ее день назад с галереи, он замер, лишь бы не пришлось объясняться со всеми ее англичанами, он их не любил и с трудом понимал их язык. А она говорила что-то французским слугам своего отца-короля, и голос ее звучал звонко и громко.

И волосы мягкие, точно шелк.

И щеки белые, точно снег.

И губы сладкие, точно мед. Должно быть.

Он не знал, разумеется. Но, может, осмелится сегодня это представить.

Филипп же не испытывал радости по поводу дочери, подобно простому народу. Принцесс всегда любят. Даже взрослых, даже замужних, которых не видели десять лет. Люди слышат слово «принцесса» и как-то забывают про цены на хлеб, про прокисшее пиво и про то, что дети ходят в обносках. Да, здесь все еще ее звали принцессой, будто забыли, что она королева их злейших врагов.

– Мы не можем позволить ей оставаться.

Клод де Мариньи вчера влетел в покои Филиппа. Это было весьма опрометчиво. Пьер в очередной раз подумал, что Клод идиот, что наивно верит в свою безнаказанность.

– Кто это «мы», господин Мариньи? – спокойно спросил его французский король, не поднимая головы от Марка Аврелия. – Вы или я? Или вы и мастер Гонтье? Если вы с ним – то кто вы такие? Если вы и я – то опасно ставить свое имя рядом с моим.

Человек-с-кольцом закусил губу, сделал два круга по комнате и снова встал у дверей. Его батюшка Ангерран отлично ладил с бывшей французской принцессой, грузный барон Артуа, впрочем, тоже. Один слух, один единственный слушок, одно слово Изабеллы, королевы английской, своему ненавистному мужу – и война разразится опять. Война изнутри и снаружи – что потом останется на камнях, не знает никто.

– Отошлите ее обратно, Ваше Величество. Прочь из Парижа. В Кале, подальше в Нормандию – или вы думаете, в ней взыграли дочерние чувства?

– Не думаю. Думаю, жаль, она не мой сын. Тогда бы обошлось без услуг нашего доброго мастера. Она моя дочь, это единственный ее недостаток. Держите ухо востро, она никогда не питала ко мне дочерней любви.

«Он гордится ей, – думалось Пьеру. – Гордится и никогда не простит, что она не мужчина».

Филипп встал.

– Отослать я ее не могу. Она приехала как дипломат. По крайней мере, так говорит. Мне не нужны беспорядки.

– А как же тогда Теобальд?

Король повернулся к нему. Пьер тихо ругнулся. Он никогда не привыкнет.

– Как же принц Людовик, Ваше Величество?

– Принц Людовик должен знать, что он принц. Мастер Гонтье, вы усвоили это?

Пьер усвоил, что его ждет костер. В лучшем случае яд.

– Мы разыграем ту же карту, что впервые нам подбросил наш друг Мариньи. Наш единственный козырь и нашу надежду. Изабелла была здесь совсем еще юной девчонкой и брата не видела десять лет. За десять лет… она его не узнает. Преимущество знати, мастер Гонтье – родители не видят детей, а дети друг друга. Она скорее вспомнит своих нянек и старую свиту.

Пьер поклонился. Ему в это верилось слабо.

– Ничего не меняем, – промолвил Филипп. – Ничего, вы усвоили? Через пять дней мой сын предстанет перед двором после долгой болезни. И счастлив будет прижать к сердцу сестру и отца.