Каменное сердце и мастер Гонтье

Теобальду отчего-то было нужно внимание, дружба, любовь, Пьер не понимал этого раз за разом. Действительно, кому в этом мире нужно подобное? Разве что только дураку и безумцу.

– Увидите, Ваше Высочество.

Теобальд улыбался, даже брался за книгу и после не жаловался, что устает. Какая разница, что понимает он сейчас только картинки на буквицах и полях.

Рана на груди заживала действительно быстро. Король был пока доволен и этим. Чем Тео-дурак порадует его на грядущей неделе? Пьер решил сосредоточиться на этикете. Проще объяснить, как следует вести себя за королевским столом и что говорить, чем учить склонения глагола dominari. А пока Пьер будет при разговоре с Филиппом набрасывать на клочке пергамента кривой и неверный рисунок мозга, заверяя его, что обучение вскоре пойдет с ускорением. Его вызывали к Филиппу раз в три дня. Рассказать об успехах. И сегодня он тоже у него этим вечером, и опять за королем, как тень, стоит Мариньи. Тень Мариньи всегда за Филиппом, с той лишь разницей, что его отца, Ангеррана, Пьер еще не видал. Король опасен и мудр, думал Пьер прежде. Теперь же он не мог понять, кто из них троих – он, Филипп или же Тео – больший безумец. Видно, кто-то из них с королем, раз оба надеются, что их обман останется тайной.

Филипп сидел у камина, но при этом ставни были настежь распахнуты. Морозный вечерний воздух задувал в окна, поленья трещали. По лицу человека-с-кольцом было видно, что он отчаянно желает согреться у пламени, но будет стоять у стены, пока король не прикажет иное. Лучше осипший голос и кашель, чем немилость короны. Шевелился он, лишь когда подливал вина королю. Но в этот раз Филипп не спросил об успехах.

– Я ввел в курс дела Малый Совет.

– Ваше Величество?

Король смотрел на него также спокойно и твердо, как в тот день в подвале старого дома.

– Малый Совет. Я доложил ему. Разумеется, всем, кроме Ангеррана де Мариньи. Я выслал его по делу далеко от Парижа на несколько месяцев. Совет знает. Если отцу Клода станет хоть что-то известно – они все отправятся в Тампль, а потом на костер. И Ангерран. Клод, впрочем, тоже.

Лицо человека-с-кольцом продолжало быть неподвижным. Не каждый день тебе мимоходом объявляют, что сожгут на костре, думалось Пьеру, но Клод де Мариньи, должно быть, привык. Завидная маска, даже не дрогнула. Пьер пока не обзавелся такой.

– Так вы рассказали всем?

– Глупо скрывать это перед Малым Советом, моего сына они знали с пеленок. Знают все, кроме Ангеррана. И кроме Артуа – его приязнь к семье Валуа меня настораживает.

Пьер не знал ни об Артуа, ни об его приязнях, он знал лишь, что ему с Теобальдом скоро будет выставлен счет, по которому им заплатить никто не поможет. Клод де Мариньи сделал шаг из своего угла, наклонился к уху короля и стал ему что-то нашептывать.

– Клод, оставь, – Филипп отмахнулся. – И не думай, что ты мудрее меня. Ты считаешь мастера Гонтье идиотом? Любой в этой стране знает о моих спорах с баронами. Знает о них и мастер Гонтье. Было бы глупо это скрывать. Остерегайтесь Артуа, Пьер Гонтье. И вообще бы вам лучше помалкивать.

Пьер кивнул.

Тени плясали на лице человека-с-кольцом и на лице короля.

– Расскажите, как там мой сын.

«Ваш сын, мой король, зализывает раны, точно зверь, после измены жены и отца. Ваш названный сын смотрит на мир глазами слепыми, будто младенец. А латынь знает только из пары молитв».

Он раскрыл было рот.

– Людовик…

В дверь постучали, и Пьер замолчал. Стук раздался вновь, и Филипп сделал знак Мариньи. Тот кивнул. Подошел к двери, стукнул со своей стороны. Затем отворил.

Вошедшего Пьер не узнал, и, признаться, ему было плевать. В этом замке слишком много людей. Плащ незнакомца до самой спины был в дорожной грязи и пыли, руки были красными от ночного мороза. По лестницам он, видно, бежал, а до этого загнал до смерти пару-тройку коней.

– Ваше Величество.

Он хрипел и дышал, но Филипп ждал, пока вошедший начнет говорить.

– Королева пересекла Ла-Манш, – наконец сказал он. – Неделю назад. И ждать в Кале она отказалась.

Филипп вдовец, и во Франции нет королевы давно. Есть одна, даже с французской кровью, бегущей по жилам. Чужая и, как оказалось, нежданная, будто снег в октябре.

– Изабелла, – голос короля был бесстрастным и очень спокойным. – Моя дочь воротилась домой.

Гонец склонился еще ниже.

– Есть записка, письмо от нее, хоть что-то?

– Нет. Ей говорили остаться, ждать вашего слова. Она отказалась. Говорит, нынче сама королева. И королева союзной державы. Ей ни к чему приказы французского короля.

– «Союзной державы»… – повторил Филипп.

Мариньи заплатил гонцу и вытолкал того прочь из покоев.

– Давно бы стереть с лица земли подобных союзников.

Человек-с-кольцом запер дверь изнутри.

– Что вы намерены делать?