Каменные человечки

Через десять минут, слушая, как он пересказывает одно и то же разными словами, она забеспокоилась. «Докладывать нечего» – любимый рефрен Торна.

Сказав Эйзену, что домой сегодня не вернется, Прюсик закончила разговор, положила телефон и разделась, повесив на спинку стула пиджак и брюки.

Голод давал знать о себе – ее уже подташнивало. Возможно, все же стоило принять предложение Макфэрона. Во-первых, такова обычная деловая практика, о чем она прекрасно знала. Во-вторых, у него были приятные манеры. И это не говоря уже о привлекательной внешности. Она определенно успела проникнуться к нему симпатией, и поэтому ей следовало проявлять особенную осторожность, чтобы ничего не испортить. Что бы это «ничего» ни значило. Мужчины и чувства всегда были проклятием для ее нервов. В любом случае ситуация складывалась достаточно напряженная, и осложнять ее сейчас добавкой даже одного из этих ингредиентов не следовало. Она со вздохом вытянула шею, мечтая о бассейне – ее лучшем, самом эффективном и полезном лекарстве.

Прошло пять месяцев расследования, и все классические симптомы ее посттравматического стрессового расстройства проявились в полной мере. Сегодня напряжение почти достигло той черты, за которой оно становилось непереносимым. Амулет в пищеводе Джули Хит выбил ее из колеи, что отразилось и на манере ее общения как с доктором, так и с шерифом Макфэроном. Борясь с паническими мыслями в импровизированном морге, она старалась не показать, что ее беспокоит, делать все так, словно они столкнулись с обычным убийством, вполне вписывающимся в привычные рабочие рамки. Прюсик боялась, что Говард и Торн раскусят ее, повесят на нее ярлык некомпетентности, поступят с ней так, как поступили когда-то с ее матерью, которую принудительно госпитализировали по причине трудноизлечимой депрессии. Какая мать, такая и дочь – все просто, не правда ли? Вот только она панике не поддастся. Не уступит.

Прюсик открыла свой рабочий кейс и развернула перчатку, в которой лежали половинки сломавшейся фигурки, опустила их в стерильный контейнер для хранения улик и плотно завинтила крышку. Судя по качеству резьбы, прекрасной ручной работе, это был один из украденных музейных экспонатов. Коротковолновой ультрафиолетовый излучатель, который продемонстрировала Нона Макгоуэн, наверняка выявит сделанную идентификационную надпись.

Раздевшись, Кристина проскользнула в крохотную душевую кабинку.

– Не накручивай себя из-за мелочей, – пробормотала она, становясь под тугую струю.

Вот только назвать эти преступления мелочами никак не получалось. Ужасные сами по себе, они приобретали ореол сверхъестественности из-за поразительного сходства с ритуальным каннибализмом в Папуа – Новой Гвинее.

– Этому есть совершенно логичное объяснение, – продолжала Кристина в полный голос, не задумываясь о том, что, разговаривая с собой вслух, может быть, сходит с ума, как и ее мать. Она выключила воду. – У тебя докторская степень по судебной антропологии, и ты возглавляешь расследование ФБР по делу серийного убийцы. Тебе есть на что опереться. Ради всего святого, ты же в сердце Америки, а не на каком-то забытом богом острове в Тихом океане. Ты ведешь расследование! Ты – главная!

Она вышла из душа и вытерлась полотенцем. Ей нравились мотели. Можно бушевать, если днем что-то пошло не так, произносить обличительные речи перед зеркалом, что особенно приятно в нейтральном, безличном пространстве. Можно дать себе волю и швырять подушки – на пол, в стены. Давать выход гневу или раздражению она научилась рано, наблюдая за истеричными выходками матери, и зачастую, после особенно тяжелого дня, фантазировала о том, как уединится в ближайшем мотеле и выскажет пустой комнате все, что накипело. Вот и теперь Кристина уже взяла подушку и подняла над головой, решая, во что бы ее швырнуть, но, пока раздумывала, идея как-то утратила привлекательность, и она тихонько скользнула под одеяло.

* * *

Несколько часов спустя ее разбудил бешеный стук сердца. Остановить это неприятное ощущение, проявление хронического тревожного расстройства, было ей не по силам. Пошарив в темноте по прикроватному столику, Прюсик нашла таблетницу и проглотила две таблетки ксанакса. Стянула с себя промокшую от пота ночную рубашку. Дрожа в холодной темной комнате, плотнее закуталась в одеяло, опустилась на колени между двумя односпальными кроватями и принялась раскачиваться взад-вперед, чтобы успокоить нервы. Проверила пульс – учащенный – и провела липкими пальцами по волосам. В темноте пробралась в ванную, опрокинув стул с одеждой, села на унитаз и попыталась усмирить сердце глубокими вдохами.

В какой-то момент в голову пришла безумная мысль – позвонить шерифу Макфэрону, но Кристина ясно понимала, что это было бы неправильно. Что бы она ему сказала? «Не будете ли вы так добры прийти и подержать меня за руку, пока таблетки делают свое дело?» Пошарив под кучкой одежды, она нашла телефон и набрала 411. Через несколько минут звонок приняли на круглосуточной горячей линии. Молодая – судя по голосу – женщина назвалась Эмми.