Каменные клены

Что до меня, то я хожу на курсы керальской кухни, гуляю с дочкой в Гавани, работаю всего восемь часов в день и понемногу привыкаю к тому, что жизнь еще не кончилась. Более того, я стала откладывать деньги. Через полгода смогу приехать в Вишгард, и тогда мы сядем на нашей кухне, зажжем много свечей и станем разговаривать, правда?

Мы ведь раньше совсем не разговаривали.

Дневник Луэллина

она была хорошенькой, не слушайте никого, сказал сондерс, таких девочек берут в дорогие рестораны подавальщицами, у них пышная грудь и осмысленный взгляд, когда у меня будет свой отель, я тоже возьму таких — надену на них матроски, знаете, такие, старинного образца, как на школьницах у кена расселла?

в малышке к тому же была такая червоточинка приятная — сестра ее с пятнадцати лет всему обучала потихоньку, ну вы понимаете, пальчики, губки, язычок, думаю, дрина и теперь недурна, скоро она приедет, сами увидите, я мог бы фотографию показать — в пикантной позе, да у меня ее отобрали два часа назад, прямо из рук вырвали!

выпей еще стаканчик, элдербери, я угощаю, он внезапно перешел на ты, но я даже глазом не моргнул — пока бледный пьяный сондерс объяснялся с патриком, я думал о том, каким разным может быть ад: расчерченный, будто контурная карта, ад данте алигьери, тусклый, полный липкой воспаленной жижи, ад отца арнолла, [131] миртовый писательский ад Вергилия, смоляные озера ранних христиан, вонючие болота персов, добровольный ад сведенборга, и еще я думал о том, в какой из них, будь моя воля, я отправил бы сондерса брана

***

я ведь, по простоте душевной, думал, что старшая сестра понаваристей будет, сказал сондерс с утомленной улыбкой, да только зря надеялся — аликс оказалась спокойной, как хирург, пришивающий палец ныряльщику, она даже не вскрикнула, когда я сделал ей больно, представляешь?

я встал и огляделся в поисках свободного столика, но сондерс схватил меня за рукав и потянул вниз, погоди, не дергайся, элдербери, поверь, я сам такую видел на райском острове: одному там палец винтом отрезало, все вокруг лодки бегают, кричат, у парня из руки кровь веером, а она присела на песочек, волосы под бейсболку убрала и закрепляет ему жилы чуть ли не пинцетом для бровей, пока еще, говорит, вертолет прилетит, а так хоть видимость есть, что все в порядке

вот и аликс такая, ей главное, чтобы общий контур не размывался, чтобы видимость была: пока я ее ублажал на кухонном столе, да так, что вилки-ложки летели во все стороны, прямо как в фильме боба рэфелсона, не поверишь, все время думал о том отрезанном пальце, даже расстроился! а она молчала, элдербери, молчала, чисто подменыш из холма, расплачивалась, прикусив губу, как будто, если она откроет рот, ее исключат из великих друидов, а ведь это был ее первый раз, элдербери, у меня на столешнице осталось пятно, будто портвейном плеснули

нет, пожалуй, я отправил бы брана в китайский ад, описанный в канонах бодисаттвы тидзан, думал я, глядя на его ровную сливочную челку до бровей, осталось только решить: на шестой уровень, где мыши выгрызают почки, или на восьмой, где заливают горячее железо прямо в рот?

у настоящей ведьмы мать всегда в детстве умирает, продолжал сондерс, опять же, глаза у нее чайного цвета и косят, хотя и самую малость, помните, в старой книжке были признаки, по которым ведьму отличали? если соседи не зовут в гости, а в доме найдены кости, чего это вы так сурово смотрите, инспектор? неужели сами на нее запали, упаси вас господь, он осушил свой стакан и снова стал говорить мне вы и инспектор, не завидую тому, кто ее подберет, вместе со старым пансионом, полным привидений, что до меня, то увольте, уговора не было жениться на немой — короче, вот уже два часа, как она мне не невеста! сказал он, стукнув пустым стаканом по столу, гори они огнем, эти ваши каменные клены

***

когда я попал в сашину гостиницу впервые, меня удивили гортензии на столиках для завтрака, такое встречаешь только в бретани, где купы гортензий — сиреневых, розовых, жемчужных — укрывают ограду любого сарайчика, любой гончарни, от кемпера до конкарно

когда я поселился в кленах во второй раз, вишгард плавился от жары, и прохладная гортензия на столе показалась мне ненастоящей, ну вот, начинается, подумал я и протянул к ней руку, чтобы потрогать, — терпеть не могу искусственных цветов, во всех гостиницах сразу засовываю их за шкаф

лучше понюхайте, сказала финн эвертон, возникая из влажной кухонной полутьмы, эти лепестки не любят пальцев, всегда лучше понюхать, чем потрогать

вошедшая в кухню вместе с ней саша почему-то засмеялась, и я уставился на нее в изумлении — это было больше чем голос!