Это неожиданно, по крайней мере для нас. И это не из-за нас на самом-то деле, как мы быстро понимаем. Первым приезжает проводник Галлат, хотя я вижу еще несколько других высокопоставленных проводников, разговаривающих в доме над садом. Он не выглядит недовольным, когда вызывает Келенли наружу и разговаривает с ней тихо, но настойчиво. Мы все встаем и виновато вибрируем, хотя не сделали ничего плохого, лишь провели ночь на жестком полу, прислушиваясь к странным звукам чужого дыхания и случайных движений. Я наблюдаю за Келенли, опасаясь за нее, желая защитить ее, хотя это ощущение только зарождается, я не знаю, какая ей грозит опасность. Она стоит, выпрямившись во весь рост, как одна из них, разговаривая с Галлатом. Я сэсуной чувствую ее напряжение, как золу разлома, готовую соскользнуть. Они стоят снаружи маленького садового домика, в пятнадцати футах от нас, но я слышу, как Галлат на миг повышает голос.
– И сколько еще ты намерена заниматься этой дурью? Спать в сарае?
Келенли спокойно отвечает:
– А в чем проблема?
Галлат – самый высокопоставленный из проводников. И самый жестокий. Мы не думаем, что он преднамеренно такой. Он, похоже, просто не понимает, что к нам вообще можно относиться жестоко. Мы настройщики машины, мы сами должны быть настроены ради блага проекта. То, что этот процесс иногда приводит к страданиям или страху быть списанным в терновую рощу… несущественно. Мы гадали, есть ли чувства у самого Галлата. Я вижу сейчас, что есть, когда он отходит с лицом, просто идущим кругами, как вода от камня, от обиды после попавших в цель слов Келенли.
– Я был добр с тобой. – Голос его дрожит.
– И я благодарна тебе. – Голос Келенли не дрогнул, как и мускулы на ее лице. Она впервые выглядит и говорит как одна из нас. И как мы часто это делаем, она ведет с ним разговор, который совершенно не связан с исходящими из их уст словами. Я проверяю – в окружающем ничего нет, кроме угасающих вибраций их голосов.
И все же.
Галлат в упор смотрит на нее. Затем боль и гнев уходят с его лица, сменяясь усталостью. Он отворачивается и резко бросает:
– Ты нужна мне в лабе сегодня. В подсетке опять флуктуации.
Лицо Келенли в конце концов оживает, брови сдвигаются.
– Мне сказали – три дня.
– Геоаркания имеет преимущество перед твоими планами на выходные, Келенли. – Он смотрит на маленький дом, где сгрудились я с остальными, и перехватывает мой взгляд. Я не отвожу взгляда по большей части потому, что так зачарован его страданием, что даже и не вспоминаю, что это надо делать. На миг он кажется смущенным, затем раздраженным. Он говорит ей с обычным нетерпеливым видом: – Биомагестрия способна лишь давать удаленные сканы снаружи комплекса, но они утверждают, что действительно засекли некоторую интересную очистку потока в сети настройщиков. Что бы ты с ними ни делала, это явно не пустая трата времени. Так что я отведу их туда, куда ты планировала сегодня. После можешь вернуться в комплекс.
Она смотрит на нас. На меня.
– Это должна быть довольно простая прогулка, – говорит она ему, глядя на меня. – Им надо увидеть местный фрагмент двигателя.
– Аметист? – изумленно смотрит на нее Галлат. – Так они живут в его тени. Постоянно видят его. Как это может помочь?
– Они не видели его гнезда. Им надо полностью понять процесс его роста – более чем теоретически. – Она тут же отворачивается от меня и идет к большому дому. – Просто покажи им, потом можешь подбросить их до комплекса, и все.
Я отлично понимаю, почему Келенли говорит с ним небрежным тоном и почему она не прощается перед тем, как уйти. Точно так же и мы, когда нам приходится наблюдать или сэссить, когда наказывают кого-то из нашей сети, делаем вид, что нам все равно. (
Проводник Галлат после этого в ужасном настроении. Он велит нам собираться, чтобы идти. Нам нечего собирать, хотя некоторым из нас нужно устранить из себя отходы прежде, чем мы двинемся, и всем нам нужна вода и пища. Он позволяет тем, кому нужно, воспользоваться маленьким туалетом Келенли или кучей листьев на заднем дворе (я в их числе, очень странно сидеть на корточках, но это весьма полезный опыт), затем приказывает забыть о голоде и жажде и идти за ним, и мы идем. Он ведет нас очень быстро, хотя ноги у нас короче, чем у него, и ноют со вчерашнего дня. Мы с облегчением видим вызванный им трансмаль, поскольку можем сесть, и нас отвезут к центру города.
Остальные проводники едут с нами и Галлатом. Они говорят с ним, игнорируя нас, он отвечает резко и односложно. Они спрашивают его по большей части о Келенли – всегда ли она так уперта, не думает ли он, что это непредвиденный генджиниринговый дефект, почему он вообще разрешает ей влиять на проект, когда она фактически только старомодный прототип.