Каменные небеса

За пилонами, объясняет нам проводник Галлат, не скрывая нетерпения, находится система запуска и транслирующая система фрагмента. Он пускается в подробное техническое описание, которое мы впитываем, но не то чтобы слушаем. Наша сеть, почти постоянная система связей, при помощи которой мы вшестером общаемся и получаем взаимные рокочущие предупреждения или поддерживаем друг друга песней утешения, полностью умолкла и застыла. Это шок. Это ужас.

Суть объяснения Галлата такова: когда фрагменты были выращены десятки лет назад, они не могли сами начать генерировать магию. Неживые, неорганические предметы вроде кристаллов инертны в отношении магии. Потому, чтобы помочь фрагментам начать генеративный цикл, в качестве катализатора необходимо использовать сырую магию. Каждому мотору нужен стартёр. Возьмем сточные линии: они выглядят как лозы, толстые и шишковатые, перекрученные и извивающиеся, чтобы сформировать жизнеподобные заросли вокруг основания фрагмента. И в ловушке лоз…

Мы пойдем посмотреть на них, сказала мне Келенли, когда я спросил, где ньессы.

Они все еще живы, с первого взгляда понимаю я. Хотя они неподвижно лежат, распростершись, среди зарослей (поверх лоз, обвитые ими, пронзенные ими там, где лозы проросли сквозь плоть), невозможно не сэссить нежные нити серебра, мечущиеся среди клеток вот этой руки или танцующие вдоль волосков вот этой спины. Некоторые из них, как мы видим, дышат, хотя это движение такое медленное. Многие в лохмотьях, истлевших за годы, некоторые наги. Их волосы и ногти не отросли, и их тела не производят отходов, которые мы могли бы видеть. Они также не чувствуют боли, инстинктивно ощущаю я; это хотя бы милосердно. Это потому, что сточные линии забирают всю магию жизни из их тел, кроме единственной струйки, которая необходима для поддержания в них жизни. Держать их живыми для производства большей жизни.

Это и есть терновая роща. Давно, когда нас только что извлекли из автоклавов, когда мы еще учились использовать язык, встроенный в наши мозги во время фазы роста, один из проводников рассказал нам историю о том, куда нас отправят, если мы по какой-то причине станем неспособны работать.

Тогда нас было четырнадцать. Нас отправят в отставку, сказала она, туда, где мы будем продолжать косвенно помогать проекту.

– Там спокойно, – сказала проводник. Я хорошо это помню. Она улыбалась, говоря это. – Увидите.

Жертвы терновой рощи провели здесь много лет. Десятилетий. Взгляд охватывает сотни их, и еще тысячи, невидимые в зарослях, расположенных по всей окружности основания аметиста. Миллионы, если помножить на двести пятьдесят шесть. Мы не можем видеть Тетлеву или прочих, но мы знаем, что и они тоже где-то здесь. Все еще живые – и не живые.

Галлат заканчивает, пока мы молча смотрим на все это.

– Потому после запуска системы, как только генеративный цикл установлен, возникает лишь периодическая необходимость в перезапуске. – Он вздыхает, устав от собственного голоса. Мы молча смотрим. – Сточные линии запасают магию на всякий возможный случай. В День Пуска каждый сливной резервуар должен иметь запас примерно в тридцать семь ламмотиров, что в три раза… – Он осекается. Вздыхает. Чешет переносицу. – Бессмысленно. Она играет с тобой, дурак. – Словно он не видит того, что видим мы. Словно эти запасенные, превращенные в компоненты жизни ничего для него не значат. – Довольно. Пора возвращаться в комплекс.

И мы возвращаемся домой.

И наконец, начинаем составлять план.

* * *

Брось их наземь, уложи

Сделай их землей для ржи!
Заглуши их, затопчи,
Прыгай, топай и скачи!
Пусть кричат – а ты не слышь!
Так злодеев победишь!

Детская досанзийская считалка, популярная в квартентах Юменес, Халтоли, Нианон и Эуэх, происхождение неизвестно. Существует множество вариантов. Это, видимо, основной текст.

11 Ты почти дома