Рассчитав все до мелочей, прикинув, сколько ударов сердца длятся промежутки между появлениями дозорных, Грюн наконец изготовился к атаке. Одинокий паренек с длинной металлической палкой в руках выбрел из-за бархана и, шаркая тяжелыми сапогами, начал приближаться к грюновскому убежищу. Едва он поравнялся с засадой, здоровяк прыгнул, но зацепился ногой за предательский куст (который немедля проклял), и маневр смазался — солдат уловил постороннее движение. Патрульный развернулся, выставив перед собой палку, шарахнулся от дикаря и визгливо скомандовал: «Бросай оружие, ублюдок!» Грюн, по меркам цыган, начисто лишенный чувства юмора, после такого прослыл бы заправским шутником. Он, конечно, сообразил, чего от него требуют, и нельзя сказать, что не постарался требуемое исполнить. Дикарь бросил топор. В солдата.
Парень начал заваливаться на спину, с ужасом взирая на лезвие, впившееся ему под ключицу. Палец судорожно вдавил спусковой крючок, и трескучая очередь прорезала мирное доселе небо, расколола тишину в холмах. Армеец еще не коснулся земли, а Грюн уже очутился рядом, вырвал топор из груди несчастного и хотел ретироваться, когда взгляд его упал на голову противника. Выкуп за Кирну был слишком велик — не следовало пренебрегать даже таким паршивым черепом!
Немного погодя дикарь уже лежал в неглубокой канаве, глядя, как четверка патрульных медленно шагает по кровавому следу к его новому убежищу. Надежда еще оставалась — вдруг он умудрился на бегу затоптать капли? — впрочем, Грюн не привык врать себе и прикинул свои шансы против четверых солдат (естественно, обнаружив обезглавленный труп, они не решились идти вдвоем). У них тоже имелись металлические, несомненно, грохающие, палки, против которых на открытой местности не помогут ни топор, ни резвые ноги. Посмотрев в распахнутые мертвые глаза своего трофея, дикарь пожелал ему заблудиться во тьме за гранью. Когда исправить положение нельзя, Грюн всегда отдавался на волю судьбы, до сих пор выносившей его из передряг. Потому он осторожно пополз прочь от солдат, надеясь достигнуть следующей дюны раньше, чем они его заметят.
Раздался окрик, дикарь ускорился, но после прогремевшего выстрела (перед ним взметнулся пылевой фонтанчик) замер. Патрульные опасливо приблизились, между лопаток Грюну ткнулось что-то холодное и твердое. Дикарю действительно повезло — его не пристрелили на месте лишь из-за строгого приказа доставлять всех нарушителей границы в штаб. Даже не били. Драгоценную голову отняли, самого связали и, точно бычка на убой, повели в Эчеверию.
**
Николас безошибочно вывел друзей к делянке, принадлежащей его бывшему нанимателю. Там он издалека углядел пеструю косынку Доры, хозяйской дочки. Девушка страшно перепугалась, когда из-за сплошной стены кукурузы выступили четверо мужчин — она-то, в отличие от солдат, прекрасно знала каждого в деревне. Но завопить Дора не успела, узнав в одном из пришельцев Ника. Девушка бросилась ему на шею, вызвав смешки цыган и густой румянец на валеховских щеках.
Дора собирала кукурузу для полевой кухни. Николас предложил помочь ей со сбором и донести корзины. Вышло, разумеется, по-скотски: реально участвовал в откручивании початков со стеблей только Том, остальные расселись в тени ботвы. Правда, Дора и сама удивилась действиям мальчишки — работа в поле после распашки считалась женским делом.
Конечно, рассказ милашки Доры был сбивчив (несколько раз она начинала плакать, умоляя взять ее с собой), однако благодаря ему многое прояснилось.
Оказалось, на Эчеверию напали вертолеты НЛО (крестьяне поименовали их вертокрылами, а лодка оставалась для них китом — будто дурацкие названия уменьшали опасность). Завязался бой, во время которого и подожгли деревню. Конфедератам удалось сбить боевой вертолет, но два десантных достигли своей цели — высадили на подлодку отряды солдат. Судя по всему, работорговцев, следивших за невольниками, подкупили. У входного люка нлошников ждали. При попытке отстоять субмарину полегла уйма конфедератов, а тех, кому не повезло курировать действия рабов внутри, вскоре выбросили наружу — трупы дрейфовали в воде, пока их не прибило к берегу.
Собственно, штурмовать подлодку смысла не имело, к счастью, ксгшное командование это понимало. Пляж оцепили, деревню окопали и затребовали подкрепление. Сегодня подошел танковый отряд и машина с зенитным орудием, неисправным, но, по заверениям здешнего механика, подающим надежды.
Нет, все-таки стоило наведаться внутрь периметра. Дора могла и ошибиться, полностью полагаться на слова неграмотной испуганной крестьянки Николас побаивался.
И вот они, нагруженные корзинами, очутились на главной улице Эчеверии, которую так часто мерил шагами Валехо — от фермы до кабака, от кабака до магазина, от магазина до кузницы…