Каменные сердца (СИ)

Пришла война, но ее жадные лапы не нашарили эндейских потомков в лесах и пещерах. Кое-как перезимовав на старых запасах и убогих огородах, люди поняли, что теперь им некуда ездить на заработки, а их культура привлекательна не более чем камень на дороге. Некоторые перебрались в Шинкэт, образовавшийся на месте убежища, кто-то отправился искать счастья еще дальше, но большинство осталось, верное своей земле. Перебивались, как говорится, с хлеба на воду, обороняя добро от мародеров. Тогда-то нынешний шаман вздумал вернуться к старинным обычаям: сблизиться с окружающим миром, вспомнить о духах, возродить искусство стрельбы из лука, охоты, изготовления посуды, одежды и обуви вручную. Но, на беду, почти никакой информации о том, как должен жить , не сохранилось. Книги, журналы, фотографии давным-давно сгорели в каминах и печках. За вигвамами никто не следил, и за семь десятков лет они совсем обветшали, а строить новые никто не умел. Но с этим с горем пополам — ценой нескольких сломанных рук, пары отрубленных пальцев да одного сотрясения мозга — разобрались. На чердаках уцелели кое-какие этнические костюмы, которые местные рукодельницы обязывались копировать, как только мужья добудут кожи, перьев и ткани. А первый костер едва не закончился масштабным пожаром.

Вот тут-то и объявился безвестный молодой проныра, предложивший старейшинам несколько книг Фупера и подборку журналов «Национального достояния», где имелись статьи про эндейцев. Рассказчик подозревал, что прохвост обнаружил их в одном из заброшенных домов прямо в городке. Но это уже не имело значения. Уехал торговец (пожаловавший пешком) на «корде», нагруженном посудой, одеждой, топливом и тому подобными ценностями.

Племя заполучило искомый образец. Они заколотили коттеджи, забыли про машины и прочую технику, плюнули на восстановление электростанции, провели несколько успешных набегов на караваны, дважды брали приступом гостиницу, разорили ближайшие фермы и… остались в одиночестве на территории в десятки километров. А превращаться в кочевников не хотелось. Такие дела.

— Как эндейская жизнь? Неплоха в общем-то, когда привыкнешь к длиннющим именам, перьям, лезущим в глаза, рот и нос… ну и срать под кустом. У меня вот приличное имечко — Ночная Ширококрылая Сова, — а сосед мой вытянул при жеребьевке Болотную Жабу, так от него, представь, и жена ушла, — бухтел дикарь Натану.

— Что ж вы путникам да земледельцам зажиреть не давали? Нельзя же без продыху грабить! — пожурил собеседника Дриббл, сосредоточенно глядя на дорогу.

— Ну да, не просекли, — вздохнул краснокожий.

**

Миновав потертую вывеску, извещавшую гостей о въезде на территорию бывшей резервации (от названия осталось только несколько букв да суровый эндейский профиль), я ожидала увидеть убогие шалаши и палатки, может, вонючие землянки среди мусора. Вместо них мне открылась идиллическая пастораль, будто сошедшая с довоенной открытки, прославляющей семейный отдых вдалеке от шумных городов. Разумеется, блеклые краски пустошей наложили на нее свой отпечаток, но озерная гладь сверкала закатным золотом, ряды очаровательных домиков радовали глаз чистотой стен, пестротой наличников и крылечных колонок. Ярко-красные черепичные крыши, казались издалека флажками, вывешенными в честь праздника. Трава между асфальтированными была почти зеленой. У подножия соседнего холма белело тарелкообразное здание электростанции с рожками труб. Городок окружал лес, частью уцелевший с прежних времен, частью — высаженный заново. На общей стоянке аккуратно выстроился десяток автомобилей.

Это великолепие совсем не вязалось с копьями, стрелами и привычкой срезать кожу с людских голов. Однако когда мы подъехали ближе, то заметили отдельные грязно-бурые купола на медленно зарастающих сорняками задних дворах, ржавеющие на лужайках, заколоченные окна и двери в коттеджах, покосившиеся веранды, остовы садовых качелей и поваленные барбекюшницы. Теперешнее поселение скучковалось на берегу водоема. А почерневшие останки нескольких жилищ, которые не в меру ретивые хозяева спалили, ублажая тем самым духов, явственно свидетельствовали об основательности перемен и , введенных шаманом. Правда, кажется, местные отнеслись к цивилизации, как к потрепанной шкуре, которая не сгодится для полога или одежды, но вот выкроить из нее пару запасных подошв к мокасинам либо сделать черновой пол можно. Нелепица какая-то. С другой стороны, ведь дела племени и впрямь улучшились, когда эндейцы сменили комфортные коттеджи на вигвамы.

Я решила поболтать об этом с Туве, как с истинной и многоопытной дикаркой. Вместо ответа та подняла с обочины увесистый булыжник и хорошо поставленным движением послала его в зазор межу ставнями одного из домов. Послышался звон разбитого стекла, а следом — чей-то тяжкий вздох, очевидно, хозяина жилища. Мда, похоже, не все еще сумели отречься от родных стен

— Они стараются, — прокомментировала Туве. — Значит, они не безнадежны.

**