Каменные скрижали

— Удивительно, что ты сразу же перестаешь быть понятливым, когда нужно что-нибудь уладить. Посол велел, чтобы ты с Кришаном поговорил откровенно. Пойми, что в Индия убитая корова — это святотатство, серьезное дело, а мы не хотим, чтобы хоть какая-то тень упала на посольство. Поговори, прощупай его настроения, а потом мы втроем с послом решим, что делать дальше… Может, придется обратиться к юристу?

— Когда мне нужно с ним поговорить?

— Ну, не обязательно сегодня, — успокоил его секретарь. — Завтра, послезавтра, время есть. Во всяком случае, еще до того, как он начнет искать работу. Хотелось бы, чтобы он нас не продал.

— Уж такие большие тайны, — сказал Тереи.

— А если он пойдет к американцам? Они расширяют свой центр. Или к немцам из ФРГ. Они модернизировали свою промышленность и лезут сюда, готовы открывать филиалы. Посмотри на их информационный центр на Коннахт-Плейс. Хотят напомнить, что несколько их марок — уже доллар. Чья валюта самая прочная? Индусы к этому очень чувствительны… Такой водитель может пригодиться немцам, нужный свидетель. Два факта верных, пять они придумают сами, вот тогда и оправдывайся.

— Не лучше ли его оставить?

— Видно, нельзя, если Дед велел его уволить. Он знает, что делает. Посол написал рекомендацию для Кришана. Положительная, но прежде чем брать его на работу, нам позвонят, чтобы в этом убедиться, тогда можно упомянуть и о наших претензиях, в случае, если его новый работодатель нам не подойдет. Люди перестали слепо верить письменным отзывам, поэтому мы сможем непосредственно повлиять на его судьбу. Ференц словно хотел подчеркнуть свое хорошее к ним отношение, говорил непринужденно, сказав это, он взглянул на свое продолговатое лицо в оконное стекло и причесал пышные вьющиеся волосы.

— Курьеры будут завтра, не забудь об отчетах, — предупредил он Тереи.

Когда секретарь вышел, радист поднялся со своего стула и тоже направился к двери.

— Что-нибудь есть интересное в телеграммах? — спросил Иштван.

— Э, ничего… У меня такая привычка, как расшифрую телеграмму, перепишу набело и тут же забываю. Нет, ничего такого не было. Пожалуй, только, что Райк оказался невиновным, хотя его повесили, а теперь будет реабилитация.

— Вот это сенсация, — задержался собиравшийся уходить Иштван, обмениваясь взглядами с Юдит, — могут произойти изменения в правительстве. Ну, а что еще?

— Я и в самом деле не помню. Я отдал их послу, если захочет, соберет нас и сообщит. Если ему даны другие указания, то и так о подробностях прочитаем на первой странице в «Таймс оф Индия».

— Ну, теперь взбудоражат народ, — сказала Юдит.

— Вот именно. И кому это нужно? — наклонил коротко подстриженную голову шифровальщик. — Райку жизнь не вернут, а нам тоже легче не будет, ведь все помнят, что писали в газетах, речь прокурора; осудили по закону… И кому верить? Я бы эти могилы, раз уж их засыпали, не трогал.

— Дружище, а где справедливость? — воскликнул Тереи. — Жизнь мы ему не вернем, так хоть от позора очистим. Он не был предателем, а до конца оставался настоящим венгром и коммунистом.

— Вы так говорите, словно те, что его осудили, были другими, — радист поднял бледное, опухшее лицо, он редко выходил на индийское солнце, а постоянно сидел в своем мрачном кабинете за бронированной дверью. — Я — простой шифровальщик. Меня взяли из армии и прислали сюда, я делаю свое дело. Однако, мне кажется, господин советник, что все, о чем мы читаем, хотя с виду вроде бы и ясно, и открыто, на самом деле тоже является шифром и, возможно, только наши дети разберутся по-настоящему во всем происходящем. Даже жалко, что нам не дожить до этих дней. Ну, ладно, пойду в свою нору… Когда прилетят курьеры, расскажут, что там за настроения в нашей стране.

Когда дверь закрылась, Иштван тяжело сел у письменного стола, глядя на темные круги под глазами Юдит. Вентилятор гудел неприятно громко.

— Ты слышал голос простого человека. Он должен верить властям, чтобы слушаться их. А тут делается все, лишь бы подорвать к ним доверие.

— Ты хотела бы, чтобы мы забыли эти могилы?

— Нет. И хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, но мне хочется хотя бы нескольких лет порядка, спокойствия после всего, что мы пережили в войну… И позже. Вероятно, не слишком уж завышенные требования?