– Не беспокойся, мы сейчас уходим. Зашел на минутку узнать, как ты живешь. Ты все еще одна, что ли?
– Одна,
– А ты помнишь армянина, который жил в этом доме?
Старая Нубар удивилась.
– Это же был Аракел, сам лучше меня знаешь. И как будто только вчера и было – как его жена Эсхи бросилась со скалы. До чего же она была красива! Помнишь, как пела на свадьбах? И на их, и на наших, мусульманских… Будь проклят этот Адиф-бей. Когда его армия вошла в Айлис, бедняжка Эсхи тут же тронулась умом. Ты же помнишь: каждый день, как только солнце садилось, она была уже на Хышкешене[17]
, там поднималась на скалу и с плачем громко пела:– А кто убил Аракела в этом доме? – неуверенно спросил доктор Абасалиев.
– Так ведь Аракела не дома убили,
Доктор всерьез задумался.
– Может быть, – сказал он. – Да, пожалуй, я ошибся. А с кем это ты разговаривала, когда мы вошли во двор?
– Да кто у меня есть-то, чтобы разговаривать? – В глазах старой Нубар появились слезы. – Только с собой и разговариваю.
Слезы старой Нубар явно растрогали доктора.
– А ты веришь в духов, Нубар? – спросил он дрогнувшим голосом.
– Верю,
Рассказ старой Нубар доктор Абасалиев слушал с таким вниманием, словно для него это было новостью. Хотя всего несколько дней назад он сам рассказывал эту историю Садаю, причем почти с теми же деталями. Нубар относилась к старому поколению жителей Айлиса. Однако в Айлисе было тогда еще немало людей среднего возраста, видевших своими глазами небывалую резню айлисских армян.
О той резне каждый рассказывал по-своему, исходя из собственных понятий о человеке и человечности. Тем не менее никто из свидетелей тех событий не скрывал увиденного. В рассказах разных людей достоверно присутствовали одни и те же факты. В том, как началось все и как закончилось, мнения людей полностью совпадали.
Дело было так: чтобы армянское население Айлиса заранее ни о чем не догадалось, 30–40 турецких всадников Адиф-бея с раннего утра объезжали все дома, и армянские, и мусульманские, и объявляли, что сегодня будет провозглашено перемирие, для чего все срочно должны собраться во дворе такого-то армянина. После того, как народ собрался в указанном месте, турецкие солдаты отделили мусульман от армян и построили их в ряд в разных концах двора. Вдруг откуда-то раздалась громкая команда: “Огонь!”, и турецкие солдаты, со всех сторон окружившие двор, обрушили на армян град пуль. Многие погибли сразу, оставшимся в живых всем, до последнего человека перерезали горло кинжалами или закололи штыками. Тех, кого можно было закопать тут же, во дворе и в саду, закопали, вырыв ров. Кому не нашлось места во дворе и в саду, побросали в конюшни, погреба близлежащих домов и сожгли. Мусульманские женщины, которые в тот день даже не решились выйти из дома, позже описывали произошедшее так: “Вода во всех арыках целую неделю была красной от крови”. “У Адиф-бея был черный, как ворон, конь. Адиф сидел на нем у ворот дома. Крикнув: “Огонь”, он хлестнул коня плеткой и ускакал. И тут же полился дождь пуль, казалось, рушится небо, сверху сыплется пепел. Поднялся такой крик, какого никто не слышал от сотворения мира. Разом залаяли все собаки во дворах. Закаркали все вороны на деревьях. Перепуганные сороки и голуби мигом исчезли из деревни, улетели прятаться за горами. Казалось, ад разверзся, солнце вот-вот рухнет на землю…”