Каменные сны

Садай знал эту церковь с детства. Там жило огромное множество голубей, и потому ее второе название в народе было “Голубиный базар”. Когда они вошли в церковь, голубей там не было – разлетелись голуби по садам и пашням, где было в изобилии зерна и воды. И потому сейчас в высоких толстых стенах церкви царила особая, не имеющая ничего общего с реальным миром атмосфера – особый мир тишины и безмолвия, мир без людей и вне времени.

Даже воздух внутри церкви был каким-то неземным – не мирским, нездешним. И длинные прямоугольные лучи света, падавшие из четырех узких окон на куполах, словно были не светом Айлиса – он, казалось, исходил из каких-то далеких и неведомых миров. Даже свет, просачивающийся из недавно образовавшейся чуть ниже купола трещины, создавал внутри церкви мистическое ощущение потустороннего мира.

С детских лет часто снились Садаю каменные ступени, идущие от русла реки вверх к церкви, снилась вымощенная камнем площадка под этими ступеньками и сбегающая оттуда вниз к крутому берегу реки такая же мощенная камнем узкая улочка. Однако в тот день, когда они с доктором Абасалиевым возвращались из неудавшегося путешествия, Садаю казалось, что и эту церковь, и ведущие к ней каменные дорожки, и ее каменные стены, и эту странную, древнюю, одну-единственную во всем Вурагырде улицу он видит первый раз в жизни. Нечто похожее на сон или сказку было в увиденном тогда Садаем пейзаже дальнего айлисского квартала Вурагырд, а известный в Айлисе Песмис (пессимист) Гулу, который расхаживал у ворот своего дома и громко разговаривал сам с собой, лишь усиливал в душе мистическое настроение, соответствующее этому пейзажу.

Гулу нисколько не изменился. Когда у него начинался приступ, он всегда выходил из дома, крутился перед воротами и целыми днями с утра до вечера с пеной у рта громко и безостановочно разговаривал сам с собой. Мол, кто-то каждый день подсыпает яд в арык, текущий именно в его двор. Этих-то “вредителей” Гулу и осыпал отборной бранью. Он насылал страшные проклятия на головы ребятишек, бросавших камни в его двор, лазающих к нему на крышу. Грозил издали молодым людям, которые якобы давно и страстно хотят соблазнить его горбатую жену и состарившихся больных дочерей…

Доктор Абасалиев достал из кармана банкноту и сунул в карман Гулу. Тот замолчал и долго с удивлением смотрел на доктора Абасалиева.

– Что, Гулу, не узнал меня? – спросил доктор.

Песмис Гулу немного призадумался, потом вдруг хлопнул доктора по плечу и сказал:

– Ты же Зульфи, разве не так? А спутника твоего я сразу узнал. Еще мальчиком он каждый день болтался тут без дела. – Гулу сильно потряс доктора за плечо. – Слушай, Зульфи, а ты как оказался здесь?

– Да вот, пришел посмотреть, как ты тут разбираешься со своими джиннами, – ответил доктор Абасалиев, осторожно подмигнув Садаю. – Ну, Песмис, что они тебе опять нашептывают? Они приходят только по ночам или мучают тебя и днем?

– Тоже мне, нашел о чем говорить! – возмутился Гулу. – А еще доктором считаешь себя.

– Так, значит, с джиннами ты покончил? А посеял что-нибудь в этом году у себя во дворе?

– Конечно, посеял, отчего не посеять! – громко заявил Песмис Гулу, но тут же переменил разговор. – Да разве эти подлецы дадут собрать что-нибудь от посеянного?

– А говоришь, джинны от тебя отстали.

– Как же, отстанут они! Все, кто живут здесь, во сто раз страшней джиннов. – Песмис Гулу пинком открыл ворота. – Вот, полюбуйся сам. Видишь, эти негодяи подсыпали мне в воду отравы – и все мои деревья начали высыхать.

Садай заглянул во двор: деревья в основном абрикосовые, несколько яблонь, груш, фундука и персиков. К черешне была привязана коза, вымя которой свисало ниже колен. Между кустов барбариса, растущих у стены, копалось несколько кур с цыплятами. Во дворе ничего не было посеяно. Впрочем, и ни одно из деревьев тоже не было похоже на сохнущее.

– Ты же знаешь, юноша, это старый псих. – Доктор Абасалиев сказал это, когда они отошли от ворот Гулу. Идя вниз по мощеной улочке и не отрывая глаз от окружающих домов, он начал рассказывать Садаю совершенно неожиданную, страшную и странную историю.