Каменный ангел

Все во мне перевернулось от этого простого признания, сказанного сквозь деланный смех, от того еще более серьезного. Я рассеянно смахнула ладонью слезы, нерешительно подалась вперед и нежно поцеловала его у самого уголка губ. Глеб больше не смеялся, напротив, его тело ощутимо напряглось, руки поднялись к моему лицу, ладони мягко обхватили мокрые щеки в бессознательной ласке, и это простое движение вдруг оказалось последней каплей, необходимой для того, чтобы на запустевший берег хлынули волны.

Из моей груди вырвался всхлип, и я, тесно прижавшись к Глебу, спрятала мокрое лицо у него на плече.

— Вер, ты чего? Не веришь, что кто-то может тебя любить? — он медленно провел ладонью по моей спине, хоть и заметно было, как трудно ему делать движения. — Давай, завязывай с этим, родная…

Он кое-как развернул меня за плечо, шершавыми от крови губами коснулся лба, короткими поцелуями пробежался по мокрой щеке, стирая мои слезы. И я потянулась ему навстречу, испытывая схожее желание найти успокоение в объятиях друг друга, использовать миг, быть может, последний, для того, чтобы без слов выразить то, что уже долгое время сдавливало грудь и заставляло тревожно сжиматься сердце. Я не могла найти правильных фраз в ответ на его признания, но он должен был понять…

Обхватив ладонью мою щеку, большим пальцем смахнув новый слезливый ручеек, Глеб нашел губами мои губы и поцеловал, сначала легко, едва касаясь, затем ворвался языком в мой рот, целуя жадно, яростно, больше не обращая внимания на свои разбитые в кровь губы. Его поцелуи в равной мере дарили как боль, так и ни с чем не сравнимое наслаждение, его дыхание наполняло мои легкие другим, живительным, столь необходимым сейчас воздухом. Я чувствовала, что моя дикая потребность в этом человеке выходит из-под всякого контроля, в нем был мой свет, моя неясная, призрачная надежда. С того дня, как впервые подумала о нем с едва заискрившимся интересом, я стала меньше изводить себя жуткими для любого нормального человека, но привычными для себя антиутопическими мыслями.

Глеб давал мне не один повод для того, чтобы продолжать топтать ногами землю, а теперь мы оба оказались в таких условиях, где от нас ничего не зависит.

Если он умрет, я тут же опущу руки и больше не стану бороться.

— Мы все делали неверно, — сказала, когда мы едва отстранились друг от друга, переводя сбившееся дыхание. Я бессознательно запустила ладонь в спутанные от крови волосы Глеба, прижалась губами к исцарапанной щеке чуть ниже уха.

— Что делать — не получается у нас так, как надо.

— Это все из-за меня. Я не умею жить, Глеб. Я могу только рушить свою жизнь.

— Знаешь, я делал то же самое, пока ты не попалась мне под ноги там, на дачке. А потом все как-то быстро завертелось, и что бы ты там сейчас ни болтала о своей жизни, мою ты раскрасила. Честное слово.

Он шумно втянул носом воздух и прикрыл глаза. Спустя пару секунд я вновь услышала его голос, развеивающий твердую тишину подвала.

— Я тоже разрушил свою жизнь, причем конкретно так. Снес все, что имел, перечеркнул тех, кого любил. Быть может, у меня больше не будет возможности рассказать тебе все… Видишь, я хочу, чтобы ты не думала, будто я — тупой ублюдок, стреляющий по всему, что движется. Но и хорошего во мне очень мало. Из-за меня отец умер, не смог пережить того, что сыночка за убийство загребли. Я тебе рассказывал — парочка обдолбанных придурков примоталась на улице к девчонке, тащили ее в кусты, а я был неподалеку, ну и… Менты ужасно обрадовались, когда девчонка в панике меня им слила — к тому времени я успел обратить на себя их внимание, но закрывать меня было не за что. А тут повод такой…

Глеб замолчал, и я тоже не проронила ни слова, только жалась к его избитому телу так, точно через какие-то мгновения он непременно исчезнет.

— На зоне меня сразу попытались прижать. В стычке положил одного особо ретивого, уже не случайно, а чтоб до других дошло. Хапнул очередной головняк, зато отстали. Но ясно было, что ненадолго. А однажды связался со мной через вертухая один дядя… — Хаос чуть скривил разбитые губы, скорбно качая головой. — Для таких бешеных злобных щенят, как я, было два пути; думаю, не удивишься моему выбору, а? Когда вышел, вообще не просекал, че делать, думал, на воле будет еще хуже, чем там. А за меня уже все решили, — Глеб усмехнулся. — Встретили почти у самых ворот, сказали, что наслышаны о моих «заслугах», предложили помочь с документами, работу обещали… Вот так молодой салага по имени Глеб откинулся на зоне, а я стал Хаосом. Тогда же познакомился с Костей.

— Поначалу вы были друзьями…

— Ага. Друг за друга горой, грудью на амбразуру, брат за брата… А потом я решил соскочить, выполнил последнее задание, обрубил все концы и растворился на просторах необъятной Родины; дальше плясать под дудку этих «волонтеров» не было никакого желания. Не знаю, чего я хотел — очиститься, переродиться, может, стать добропорядочным бакланом, изменить всю свою жизнь? Вот только отпускать меня никто не собирался.

— За тобой отправили Тома?