Джон приложился плечом к ангельской голове и стал поднимать статую. На исхудавшем лице выступил пот, прядь черных волос упала ему на лоб. Я пыталась помочь, но тщетно: камень сопротивлялся и не двигался от моих усилий, так что Джону я только мешала. Словно два крота, мы трудились в пыли, обжигаемые солнцем. Я боялась за сердце. С тех пор как я располнела, я всегда опасалась, что, если слишком сильно напрячься, из него что-то вылетит и жизнь забулькает и выйдет из меня, как вода из раковины, из которой выдернули пробку. Я отошла в сторонку и предоставила дело Джону.
Хотелось бы мне, чтобы в этой схватке с ангелом он был как Иаков, одержавший победу и силой вынудивший ангела благословить его. Тут, однако, все было иначе. Джон обливался потом и злился. Поскользнувшись, он ударился лбом о мраморное ухо и выругался. От усилий на руках его обозначились мышцы. Наконец статуя подалась, покачалась, и вскоре она снова стояла. Джон обтер лицо руками.
— Пожалуйста. Довольна?
Я подняла взгляд и не поверила своим глазам. Кто-то раскрасил надутые мраморные губы и круглые щеки губной помадой. На помаду налипла грязь, но вульгарный розовый цвет она не скрыла.
— Черт, — сказал Джон сам себе. — Ну и ну.
— Чья же это работа?
— Кстати, ей идет. Может, так и оставим?
Я всегда ненавидела эту статую. Я была бы рада оставить ее в покое и сейчас жалею, что поступила иначе. Но тогда об этом не могло быть и речи.
— Участок Симмонсов прямо напротив нашего, — сказала я, — и каждое воскресенье, я точно знаю, Лотти приносит цветы на могилу матери Телфорда. Неужели я допущу, чтобы она это увидела и всем доложила?
— Да уж, это будет просто-таки несмываемый позор, — сказал Джон. — На, держи мой платок. Я на него даже плюну ради тебя. Это тебе поможет.
— Кто же мог это сделать? — рассуждала я. — Кто способен на такую непристойность?
— Откуда я знаю? — повторился Джон. — Какой-нибудь пьяница.
Больше он ни слова об этом не сказал, хотя отлично понимал, что я ему не верю.
Марвин взял отпуск и приехал навестить Брэма. Он пробыл у нас всего несколько дней, и почти все это время они с Джоном непрерывно ругались. Я всегда ненавидела их перебранки. От них у меня болела голова. Как и раньше, мне было совершенно все равно, что у них стряслось, я просто хотела, чтобы они перестали друг на друга орать.
— Нельзя тебе тут оставаться, — сказал Марвин. — Народ весь в город валит работу искать, вон у Глэдис двое младших уж давно уехали. Пусть даже все здесь наладится, ну подумай, какой из тебя фермер? Ты вырос в городе.
— С осени мне пособие будут платить, — ответил Джон. — Здесь хоть места полно, это тебе не комнатушка два на четыре метра, куда ты все мечтаешь меня поселить. Так жаждешь за мной присматривать, что ли?
— А на кой тебе столько места? — спросил Марвин. — Разве что вино гнать. Ты мог бы получить комнату в доме мистера Оутли, когда мама вернется.
— Я отца не оставлю.
— Ну, глядя, как ты тут с ним управляешься, я думаю, это все недолго продлится.
— Если ты думаешь, что ухаживал бы за ним лучше, так приезжай и ухаживай, Марв.
— Не дури. Дорис не захочет здесь жить, это как пить дать, а у нас маленький Стивен и еще ребенок на подходе. Я уже почти десять лет работаю на «Байтмор», и, если не выгонят, сам от них не уйду.
— У тебя все просчитано, да, Марв? Ты все еще церковный привратник? Трудись, трудись — может, повысят до члена церковного совета.
— Хватит, наслушался я тебя, — сказал Марвин. — Все, что у меня есть, я заработал честным трудом, вот так. Ты хоть знаешь, что у нас парней каждую неделю увольняют? Сколько я еще продержусь, пока придет мой черед? Не одному тебе трудно. Сейчас вон толпы безработных нанимают на дорожные работы, но спорить могу, ты даже не пытался туда попасть.
— Заткнись, — резко сказал Джон. — Что ты об этом знаешь?
— Конечно, ты у нас слишком хорош для кирки. Черт возьми, я пахал как вол на лесозаготовках, а потом на судоремонтном заводе, когда с войны пришел.
— Ну да, ну да, — зловеще произнес Джон. — Ты же у нас храбрец, герой и все такое.
— Мне было семнадцать, — отрезал Марвин. — Что ты об этом знаешь?
В тот момент мне хотелось спросить его, где он побывал и чего натерпелся. Мне хотелось сказать ему, что я буду сидеть тихо и слушать. Но из этой затеи ничего бы не вышло — слишком много лет прошло. Да и не стал бы он ничего рассказывать. Марвин представлялся мне тем самым неизвестным солдатом, чье имя никому не суждено узнать.
— Черт возьми, Марв, — потрясенный, Джон внезапно остыл и пошел на попятный. — Я не хотел тебя обидеть, честно.
От такой резкой перемены настроения Марвин смутился.
— Да ладно, — спешно произнес он. — В общем, Джон, возвращайся-ка ты на побережье, как только сможешь, и я из штанов выпрыгну, но найду тебе что-нибудь. А жилье у мистера Оутли бесплатное будет.
Джон сцепил руки.
— Нет, — сказал наконец он. — Давай не будем об этом спорить, Марв. Я не вернусь. Хватит с меня чужих домов.
Брэм даже не заметил присутствия Марвина. Он его не узнал. Но, уезжая, Марвин зашел в комнату к отцу, и я расслышала его полушепот.