Впрочем, даже если бы и поддавались, народу Аби это вряд ли бы помогло при вторжении — тут приходят в действие те самые ограничения, о которых упоминал прекрасноликий. Нельзя кардинально изменить разумного. Можно лишь усилить присущие ему эмоции. Нытик не перекуется в весельчака, подлец не станет святым. Но злюка запросто переступит невидимую черту и, испытав невиданный прилив жгучего гнева, превратится в убийцу. Человек, долгие годы мечтающий о путешествиях, преодолеет лень и робость — соберет чемодан и оправится в путь. Влюбленный найдет смелость признаться в своих чувствах.
- А, тогда понятно, почему дедуля позволил замотать себя этими твоими трахеями!
- Трихомы. Они называются трихомы! - холодно произнес Аби, - я уже говорил твоему брату, что не трогал разум Гррр-Ри, что за возмутительные подозрения!
- Ага, конечно же, - насмешливо протянул я, не поверив.
Аби фыркнул, отвернулся в другую сторону и дулся на меня до вечера. Обидчивый!
Но сегодня инорасник сменил гнев на милость — не время для глупостей. Все мы нервничали — ведь никогда не знаешь, как в действительности сработает план. В жизни всегда есть место случайности.
Бородатый тупняк оторвал наконец-таки взгляд от спикера, что-то неразборчиво пробубнил и махнул рукой. Высокий парень, стоявший на трапе, вставил в электронный замок карту, загудели сервоприводы, люк вздрогнул и… не открылся. Парень досадливо выругался и саданул по железяке кулаком, сервоприводы взвизгнули, словно работали на пределе, люк медленно отъехал в сторону, пропуская нас в корабль. Замечательно. Еще и люк неисправен. А мы вообще долетим? Или это ведро с шурупами развалится по дороге?
Терзаемый самыми дурными предчувствиями, я шагнул внутрь — все равно отыграть назад уже нельзя.
========== Глава 8 ==========
ПОВ Герхарда
Сладостный отдых кончился внезапно. Олан примчался ко мне взбудораженный и сказал, что нам пора возвращаться. Я не стал спорить — мало ли у него какие дела? Он же учится. Может, надо срочно сдать какую-нибудь работу или написать тест.
А еще через пару дней, Олан огорошил меня, сообщив, что нам надо уехать. С планеты. Якобы Праби воспылал желанием помочь другим маонцам и собирается активировать какую-то древнюю установку, чтобы пробудить их. Вот десять лет ему было все равно, что там с ними, а тут вдруг восхотелось ему подвига! И мы поедем с ним и Рунако. Помогать станем. Я, конечно, сказал, что никуда не поеду: у меня здесь собственность, работа…
- Ты меня совсем не любишь? - Олан склонил голову на бок и изучающе смотрел мне в глаза.
- Люблю, но при чем тут…
Честно говоря, мы тогда чуть не расстались. Весь день друг на друга орали и выясняли отношения. Мне совершенно не хотелось менять привычную жизнь, но Олан весьма аргументированно разъяснил мне: если я хочу и дальше наслаждаться его любовью, то придется лететь.
- Герхард, посмотри на меня внимательно — я смесок и, хотя не могу сказать точно, насколько быстро постарею, до этого точно еще не менее пятидесяти лет. Без учета нанитов, которых я планирую приобрести. А ты… - юноша покачал головой.
Я чуть не схватился за сердце, так больно было слышать озвученными свои собственные мысли.
Да, я не слепец и понимаю, что выгляжу… ну не дедом, но человеком в возрасте. Еще не старым… надеюсь. Мне вдруг захотелось спрятаться от взгляда Олана. Я ведь знал, что он видит: глубокие морщины на лбу, множество лучиков около глаз, пузо нависает над ремнем брюк. Как-то очень остро ощутилось — я не молод. А через пятьдесят лет и вовсе превращусь в развалину. Горечь переплавилась в обиду, потом в злость. Я наговорил Олану гадостей и вообще чуть не сбежал на улицу — проветриться.
Однако не вышло. Парень применил запрещенный прием: просто подхватил меня на руки и, сколько я ни дергался, вырваться не смог.
Я старше. Это очевидно. Но признание данного факта все равно ранит мою гордость и заставляет меня — взрослого и рассудительного, вести себя как мелкий обиженный ребенок. Меня трясет от обиды, я абсолютно глупо надеялся, что влюбленность ослепит Олана, заставит его видеть меня молодым и сексуальным. Каким-то образом его желание подарить мне более долгую жизнь переплавляется в глупой голове в утверждение: сейчас ты стар и недостаточно хорош для меня. Дурость. Но это я понял немного позже. А в момент, когда Олан завел об этом разговор, я был слишком растерян, выбит из колеи, унижен его прямотой, чтобы мыслить трезво.
В итоге Олан взял меня измором: к концу дня я выдохся, перегорел, у меня не осталось сил на яркие эмоции, и юноша попытался достучаться до моего разума:
- Герхард, пойми, это ведь выход! Я не хочу терять тебя ни через пятьдесят, ни через шестьдесят лет.
И мне пришлось смириться с отъездом. Я ведь тоже не хотел его терять.