Каменный город

— У меня есть... — ответила она. — Ты хороший все же, Димчик... Прости... Но мне трудно с тобой... Рядом с тобой я как-то особенно чувствую свое ничтожество... Нет, нет, дорогой, это не ты виноват. Это — во мне самой!.. И вот, я понимаю, что никогда не смогла бы отделаться от этого чувства....Но нельзя же так жить, правда?.. Ты все работаешь, думаешь о чем-то, тебе все ясно впереди. А я ничего особенного и добиваться не хочу, живу — и все... Ты не сердишься на меня?

— Нет, Оля, нет!.. — взволнованно сказал Бурцев. — Сейчас ты, может быть, честнее меня... И я от всего сердца хочу, чтобы ты была счастлива!..

— Спасибо, Димчик, целую тебя... — с каким-то поспешным облегчением ответила она. Бурцев почувствовал, сколько напряжения потребовал от нее этот разговор — честный, без уверток. Он был благодарен ей, и в то же время ему было жаль ее, словно он обидел ребенка.

Когда Бурцев вышел на улицу, начинало темнеть. Резкий ветер ударил ему в лицо, запорошив пылью глаза. Бурцев взглянул на небо. Похоже было, что собиралась гроза.

— Гони, Миша, на завод, — сказал он, усаживаясь рядом с шофером.

Как и предполагал, Бурцев приехал на завод с опозданием. Собрание шло в сборочном цехе. Люди расселись где попало — на верстаках, на ящиках, на полу. Жестким светом сияли сильные электролампы. Гудели вентиляционные трубы. Но духота не развеивалась. Маслянисто блестели потные лица... Бурцев, невольно пригнувшись, прошел по пролету и сел на свободный стул за небольшим столиком, который был покрыт куском линялого кумача. Никто не обратил на него внимания.

За столом поднялся Чугай, председатель завкома, — тощий, длиннорукий, с неопрятно отросшими волосами. Бурцев с первого дня невзлюбил его. Просматривая вместе с ним коллективный договор, Бурцев убедился в его подобострастной готовности отступиться от любого пункта документа.

— Това-а-арищи!.. — говорил Чугай, разведя длинными руками. — Куда-а это годится? Мы обсуждаем кардинальный вопрос передовой техники, а вы сводите на шкурные вопросы. Попрошу выступать по существу...

«Ах ты, сколопендра бесхребетная!.. — зло подумал Бурцев. — Поистине, когда такой субъект повторяет верную мысль, даже тогда он лжет...»

К столу вышел кряжистый старик в серой диагоналевой куртке. Разгладив желтоватые прокуренные усы, он достал из футляра очки в стальной оправе, не торопясь надел их, оглядел цех...

Бурцев с интересом приглядывался к нему. Он тронул за плечо сидевшего впереди Муслима.

— Кто это? — шепотом спросил он.

Муслим осторожно отодвинул назад свой стул и нагнулся к Бурцеву.

— Акимов... Иван Савельевич... — сказал Муслим. — Из старых мастеровых... Золотые руки, э... Мастер-инструментальцик.

— Я, товарищи, старый человек... — начал Акимов негромким глухим голосом. — Если что не так скажу, извиняйте... Тут вот много говорили: премии, не премии... Инженеры говорили, опять же — наши рабочие... А товарищ Чугай и вовсе не постеснялся, пустил «шкурника»...

— Товарищ Акимов, попрошу по существу! — приподнялся Чугай.

— Молчать!.. — неожиданно вырвалось у Бурцева. Голос его гулко отдался в просторном цехе. Рабочие зашевелились, вытягивая головы, присматриваясь. Послышались смешки, некоторые стали перебегать поближе к столу.

— Продолжайте, Иван Савельевич, — сказал Бурцев, с бешенством глядя на растерявшегося Чугая.