Каменный мост

– Купите на завтра один билет, самолет, Симферополь, вот паспорт. – Чуть не добавил: полетите со мной?

В прохладном полумраке, сделанном добрыми руками, избавленный от галстука и пиджака, Гольцман полулежал на диване, пролистывая папки с наклейкой «Мексика» на корешках – не ожидал, что я вернусь, – и благодарно улыбнулся:

– Напрасно ты… Вроде все в порядке. Пришлось обследовать толстую кишку. Обследование болезненное. Врач посмотрел… Сказал: ничего нет, «Я ничего такого не вижу», – Гольцман удовлетворенно улыбнулся. – И я как-то сразу успокоился. Я тебе не говорил, но когда каждый… Когда начали худеть? когда начали слабеть? когда? когда? – Гольцман резко выпрямился, словно показывая свою силу. – Я не слабею! Это терапевт меня поначалу напугал. В анализах низкий гемоглобин. Похоже на очаговое поражение печени. Или скрытую форму гепатита.

– Ну теперь-то все?

– Да. Для гемоглобина гранаты ем – Маша принесла, препараты железа куплю. Но врач посоветовал все-таки сходить в межрайонную поликлинику, посмотреть поглубже. Он смотрел сантиметров двадцать-тридцать кишки. А там есть какая-то японская штука, не надо на коленках, лежишь на боку. Обследоваться не помешает.

Я посидел с ним положенное, трижды ответив по телефону Алене, она молчала до дома, но дальше уже не ждала.

Ты любишь меня? Ты возвращался кому-то позвонить? Почему она так обращается к тебе? Кто? Не строй из себя дурака, ты же понимаешь, о ком я говорю. Почему она бежит за тобой по улице? Ты хочешь жить один? Может быть, тебе действительно лучше одному, и то, что я сделала… то, что совершила… весь этот ужас… Скажи: ты любишь меня? Кто тебе звонил вчера вечером? Почему тогда ты ушел говорить на кухню и дверь закрыл? Где ты был днем? От Кирпичникова вы ушли в двенадцать, а на работу ты приехал в три. У тебя был отключен телефон – я знаю, что это значит!!! Это никогда не кончится! Я не могу с этим жить. Меня просто не хватит на это! – Она плакала, отталкивая мои руки, потом плакала еще, обняв меня, потом целовала, еле уговорил погулять, пока не стемнеет. Мы ходили по парку вдоль Больших Академических прудов, я все время думал, о чем поговорить еще, если наступит тишина, а завтра без предупреждений вырваться и улететь в Феодосию.

Отец

Утром я двигался с бесцельной замедленностью, чувствуя себя щепкой, плывущей сонной, пустой дорогой в Шереметьево и дальше: от паспортного контроля до таможни, предопределив себя на многие часы вперед.

Из иллюминатора дуло, стена салона покрылась холодной росой.

Синяя портьера, скрывающая стюардесс, по-театральному волнующе колыхалась, ругалась всем недовольная вечная тетка из бизнес-класса, навьюченная пакетами «дьюти фри». Я почитал инструкции и почувствовал себя ничтожеством перед «расстегнуть ремень, выдернуть за тросик шпильки из штырей чехла и вытолкнуть трап наружу».

Трансфер в виде дохлого «Москвича» – водитель дорогой в Феодосию (равнина, затем татарские холмы) рассказывал советскую старину: базы подводных лодок, выдерживали прямое попадание термоядерной бомбы! – добавил:

– За голубые плавки во время «оранжевой» революции могли избить. – И простился: – Добавишь двадцаточку? Чтобы отдыхали вы хорошо, а умирали еще лучше!

Надо мной летали комары, а повыше кружили чайки. Рай – все приехали счастливо жить. В каждом подвальном окошке, на каждой веревочке над голубятней, на гаражных воротах и сарайных дверях сушатся плавки и купальники. В отгороженных уголках под табличкой «сладкая вата» темные люди прядут неспешно, и снежная пряжа в их руках собирается в кокон, напухает в папаху. Отъезжающие фотографируются в обнимку в усадебной беседке со скульптурой полуодетой греческой женщины – скульптура с брезгливым видом отвернулась от собравшейся очереди.

Вечером на набережной водители и захолустные инженеры с мрачным достоинством исполняют под караоке песни про воровскую долю, почти всегда поминая «девочку» («нету силы забыть»), мимо снуют бледные официантки в матросских костюмах из кафе «Морячка».

Как всегда, жаль одиноких девушек, возвращающихся в сумерках в снятые комнаты в лучших нарядах, – побродили вдоль по набережной, посмотрели на цены, послушали музыку и – на оплаченное койко-место, домой. Как всегда, хочется приехать сюда на подольше, хочется любить всех этих девушек. Хочется невозможного.

На пляже панамки, похожие на бумажные кораблики. Загорают девушки, выставив под солнце изнанки бедер с красными прыщами и кровавыми следами депиляционных усилий, и тети с волосатыми поясницами. Выходят из воды красавицы, с привычной строгостью вглядываясь в заинтересованные лица. Пьяный лежит в прибое лицом вниз, волочась по камням, как водоросль среди плавающих окурков.