Каменный плот

Солнце садится, и ночь не за горами, не то время, чтобы начинать странствие неведомо куда, да и Жоане неловко и неучтиво будет так вот исчезать, не то что худого, а и вообще никакого слова не говоря, она ведь сказала родне, что едет в Лиссабон поездом по делу. Проблемы эти, могут, конечно показаться надуманными, но сильны все же условности и в обществе и в семействе. Но вот Педро Орсе вылезает из машины, подходит к собаке, приподнявшейся при виде его, и начинается между ними беседа — так, по крайней мере, кажется в сгущающейся тьме, хотя нам лично известно, что пес не способен даже лаять — по завершении которой испанец вернулся к своим спутникам и сказал: Ну, Жоана может отправляться домой, собака с нами останется, а вы сообразите, где переночуем, а потом условимся, где завтра заберем нашу дамочку. Под эту гарантию развернута была карта и через три секунды принято решение — остановиться в Монтеморе-Старом, получив приют в каком-нибудь скромном пансиончике. А если там нет такого? — спросил Жоакин Сасса. Тогда поедем в Фигейру, сказал Жозе Анайсо, чтобы уж было наверняка, заночуем в Фигейре, а ты утром сядешь в рейсовый автобус, мы будем ждать тебя возле казино, на стоянке, поняла? — излишне говорить, что все эти инструкции относились к Жоане Карда, принимавшей их с полным доверием к тому, от кого они исходили. Она попрощалась: До завтра — и в самый последний момент, уже высунув одну ногу наружу, обернулась и поцеловала Жозе Анайсо, не в щечку чмокнула, как велят приличия, не в уголок рта, а прямо в губы, и поцелуй этот с полным правом мог называться молниеносным и по продолжительности, и по произведенному эффекту, причем Жозе Анайсо ещё долго не мог оправиться от испытанного им потрясения, чего, конечно, не было бы, продлись столь сладостное соприкосновение губ ещё немного. О, если бы видели это кузены из Эрейры, что сказали бы они! Нетрудно себе представить: да это верх легкомыслия, вот ты какая, оказывается, а мы-то во всем винили твоего мужа, да он просто ангел кротости, ты же этого мужчину вчера впервые увидела, а сегодня уже его целуешь, нет бы ему предоставить инициативу, как должно поступать всякой женщине, ибо лучшее её украшение скромность, и, помимо всего прочего, ты обещала вернуться из Лиссабона в тот же день, а провела там сутки, и неизвестно где ночевала, нет, это, право, нехорошо, одумайся, Жоана Карда, но потом, когда все улягутся, кузина выскользнет из кровати, проберется к ней в комнату, спросит: Ну, как это было? — а та ответит: Сама не знаю, и это будет чистая правда. Почему я это сделала? — спрашивает она себя, идя в темноте, особенно плотной и густой под деревьями. Руки у неё свободны, их можно поднести к той ямке меж ключицами, где, говорят, помещается душа, чемодан остался в машине, забил местечко для всего прочего её багажа, и вязовая палка — под надежным присмотром троих мужчин и собаки, которую Педро Орсе подманил к машине, усадил туда, где недавно сидела она, Жоана Карда, и когда все они уже крепким сном спали в Фигейре-да-Фож, две полуночницы в Эрейре продолжают секретничать: Как бы я хотела уехать с тобой, говорит кузина, она замужем и — несчастлива в браке.

А новый день начался с пасмурного утра, вот и верь после этого приметам — ведь вчерашний вечер, словно райским светом озаренный, был так ясен и мягок, и деревья так кротко покачивали ветвями, и ни морщинки не было на туго натянутом полотне Мондего, отражавшего гладкое чело небосвода, и кто бы мог подумать, что сегодня под нависшими низкими тучами та же самая река обратится во вспененное море, но старики пожимают плечами: Первое августа, говорят они, первый день зимы, ещё счастье, что с опозданием чуть не на целый месяц настала такая погодка. Жоана Карда пришла пораньше, однако Жозе Анайсо уже ждал её в машине: так рассудили двое его спутников пусть влюбленные побудут наедине, наговорятся всласть перед дальней дорогой, а куда поведет она и чем кончится, покуда неведомо. Собака провела ночь в автомобиле, а сейчас прогуливается по пляжу с Жоакином Сассой и Педро Орсе, скромно, но неотступно следуя у ноги последнего и показывая, что его общество она явно предпочитает всякому иному.