Каменный плот

На стоянке, среди других, более импозантных, машин Парагнедых смотрится скромно и почти незаметно, это раз, а утро, как уже было сказано, хмурое, прохожих совсем нет, это два, и потому вполне естественно, что Жоана Карда и Жозе Анайсо, оставшись наедине, бросаются друг к другу, будто год не видались и изнывали в разлуке с первого дня, и начинают целоваться жадно и жарко — это уже не вспышка, а целая череда молний: слов было произнесено мало, ибо трудно говорить, когда рот занят другим, но все же по прошествии нескольких минут стало слышно честно сказанное Жозе Анайсо: Ты мне мила, наверно, я тебя люблю, и раздавшееся в ответ: Я, кажется, тебя люблю, потому и поцеловала вчера, то есть, нет, не так: я бы не поцеловала тебя, если бы не чувствовала, что люблю, но способна любить гораздо сильней. Но ты ведь меня совсем не знаешь. Если для того, чтобы полюбить человека, надо ждать, пока не узнаешь его, то, пожалуй, жизни не хватит. Ты сомневаешься(что людям дано узнать друг друга? А ты веришь, что такое возможно? Я первый спросил. Тогда скажи, что такое, по-твоему, «знать»? Словаря под рукой нет. В таких и подобных случаях словарь скажет лишь то, что ты и без него знал. Словари говорят лишь то, что может пригодиться всем. Повторяю вопрос: что такое «знать»? Не знаю. Но любить при этом можешь? Тебя — могу. Не зная меня? Выходит, что так. Откуда у тебя такая странная фамилия? Деда звали Инасьо, а односельчане переделали в Анайсо, со временем это превратилось в нашу фамилию, а тебя почему зовут «Карда»? Когда-то, давным-давно это было «кардо»: в наших краях так называют чертополох, по местному волчец, но потом какая-то дальняя прабабка осталась с детьми на руках после смерти мужа, очень бедствовала, чуть не побиралась, вот и прозвали её «карда», что значит «ворсянка», знаешь, есть такое растение? Нет, я думал, «карда» — это такая щетка из стальных игл, ею расчесывают лен, шерсть, ворс на сукно наводят. Да, а в словаре я нашла, что ещё было в старину такое орудие пытки — мало того, что несчастных мучеников обезглавливали, огнем жгли, кожу с них заживо сдирали, да еще, оказывается, терзали этой самой кардой. Так вот что меня ждет. Если я изменю последнюю букву, ты немного от этого выиграешь. Колешься как чертополох? Нет, имя — это одно, я — другое. А что же ты такое? Я — это я. Жозе Анайсо протянул руку, коснулся её лица, пробормотал: Ты, и она сделала то же самое и тихо повторила: Ты, а на глаза ей навернулись слезы, они после всех недавних её горестей всегда теперь были у неё близко, и вот уж ей захотелось узнать о том, кто сидел рядом: Ты женат, у тебя дети есть, чем ты занимаешься? Был когда-то, не обзавелся, учитель. Она перевела дыхание, а, может быть, вздохнула с облегчением и сказала улыбаясь: Надо бы их позвать, околеют, бедные от холода. Когда я рассказывал Жоакину о нашей первой встрече с тобой, то никак не мог подобрать слова, чтобы объяснить, какие у тебя глаза, сказал — цвета юного неба, сказал — не могу описать, и он сострил: Дама-С-Неописуемыми-Глазами, и так тебя теперь называет. Как-как? Дама-С-Неописуемыми-Глазами, но за глаза, конечно, в твоем присутствии не смеет. Мне нравится это имя. А мне нравишься ты, но теперь и, правда, пора их позвать.

Взмах руки — и ответный взмах, и по песку медленно идут Жоакин Сасса, Педро Орсе и огромный пес кротко и послушно шагает между ними. Судя по тому, как машет, встреча прошла в обстановке полного взаимопонимания, говорит Жоакин Сасса, и опытное ухо легко расслышит в звучании этих слов сдержанную печаль — благородное и высокое чувство, замаскированное завистью или даже досадой — это добавлено для любителей стилистических выкрутасов. Она тебе тоже нравится? — понимающе спрашивает Педро Орсе. Да нет, а, может, и нравится, вся беда в том, что я сам не знаю, кто мне нравится, а главное — как сделать, чтоб не разонравилась. На это проникнутое негативизмом высказывание испанец не находит, что ответить. Вот они садятся в машину — доброе утро, доброе утро, как спалось, очень рады приветствовать на борту нашего крейсера, интересно, куда же заведет нас наше приключение звучат эти любезные, всегда готовые к употреблению фразы, и только в последнюю вкралась ошибка, точнее было бы сказать: Куда же поведет нас этот пес? Жозе Анайсо, благо он и сидел за рулем, завел мотор, стал маневрировать, выезжая со стоянки, так, теперь куда? — повторял он, крутя руль влево-вправо, делая вид, что пребывает в сомнении, и выигрывая время, и вот собака повернулась вокруг своей оси и мелкой, но ходкой рысцой, ровной, как у заводной игрушки, затрусила по направлению к северу. Из пасти у неё свисала голубая шерстяная нитка.