Каменный пояс, 1974

— Как ворветесь, держитесь поближе к тюрьме и церкви. Это у немцев главные опорные пункты. В первую очередь блокируйте! Артиллеристы пролом в воротах сделают, вам только расчистить, ну и баррикаду сдвинуть. Ворота как тоннель, через весь земляной вал. А он в подошве метров двадцать пять будет и в высоту все шестнадцать. Скаты двойной крутизны, 50—60 градусов. И коркой льда покрыты. Водой, гады, поливают! Где они воду достают — черт их знает!

Кострецов не знал, что в крепости есть озеро, не большое, но глубокое. Оно почти вплотную подходило к валу, а внутри вала по всему километровому периметру тянулся тоннель, который связывал в единую систему доты, капониры, бронеколпаки, траншеи, окопы на гребне вала.

В тот час Кострецов не знал ни об озере, ни о тоннеле, как не знал, что в решающем штурме его тяжело ранят в рукопашной, и командование батальоном примет старший лейтенант Дивин.

— Прилаживаем к валенкам колючую проволоку, а все равно скользко! Только и спасение — воронки от снарядов и мин. И термитно-фосфорные гранаты помогают. У немцев их навалом, не жалеют. Полушубки, сапоги — все насквозь прожигают треклятые! Зато где упадет такая штуковина, лед до грунта выплавляется, упор потом хороший. Кстати, учтите: у них и ампулы с зажигательной смесью есть!

— Знаю, — сказал Слободян. — Мне генерал советовал задраить люки асбестовыми прокладками.

— Но моторные щели, или — как их там? — жалюзи не законопатишь! Впрочем, я в вашей технике не очень… Так вот, начало штурма в 15.00. Химики дыму напустят, как ночью будет.

Слободян и Шеметов с батальоном Кострецова штурмовали школу, бились за центр города. Комбат отдавал предпочтение ночному бою.

— Твое любимое времечко, — скупо улыбнувшись, отметил Шеметов.

— А что? Ночью меня ни бог, ни черт не берет! Ранен дважды и оба раза днем. Вот тебя, Павел, когда ранили?

— Утром, — сказал Шеметов.

— Утром! А тебя, Ваня?

— И днем, и ночью, — неохотно отозвался Слободян. Мысли его были заняты другим. — Генерал мне раз десять сказал: «В осиное гнездо пойдете».

— Надо, значит пойдем, — спокойно произнес Шеметов. — Сигналы — ракетами?

— О сигналах договоримся, время еще есть, — ответил Кострецов. — Гареев, замполит мой, придет к вам. Да вы его знаете!

— Знаем, — подтвердил Слободян и близко к глазам поднес часы.

— Сколько? — поинтересовался Кострецов. — Ого! Рассвет скоро, надо выбираться отсюда. Солдаты этот лог «Долиной смерти» прозвали.

Сверху дробно ударил крупнокалиберный пулемет. Над головами пронеслась огненная трасса.

— Из северного выступа, — определил Кострецов. — Вал там самый крутой, но зато и мертвая зона большая. Оттуда и наступать будем.

…Могучие пятидесятитонные машины тараном расширили брешь в воротах и, ведя огонь из пулеметов и пушек, ворвались в крепость. Свинцовый ливень с флангов сразу отсек пехоту, и танки остались одни. Кострецов предупреждал: «Если заляжем, посмотрите, как там, и — назад». «Посмотреть» — означало выяснить огневую систему врага внутри крепости.

В поле зрения перископов и триплексов плясали серые стены тюрьмы, приземистая старинная церковь; в откосах вала зияли черные дыры капониров. Густые облака дыма заволокли гребень вала. Откуда-то сверху и справа били немецкие противотанковые орудия.

По броне барабанили пули. От косых попаданий снарядов высекались снопы багровых искр. Один снаряд ударил по башне командирского танка, внутри откололись мелкие осколки брони.

Шестнадцать таких «окалок» и поныне сидят в теле подполковника запаса Ивана Трофимовича Слободяна. Тогда он не думал о них.

Машина стояла на разрушенной баррикаде с осевым перекосом, задрав лобовую часть. Могло обнажиться слабо защищенное днище. Слободян решил перевалить через баррикаду и пройти вперед, но в ведущий каток врезался снаряд, гусеница провисла, и танк сполз назад. Слободян сообщил по рации Шеметову о случившемся и велел отходить.

…Кострецов пришел на исходную позицию с начальником штаба старшим лейтенантом Дивиным. Оба хмурые и озабоченные.

— Разведку боем сделали, — сказал Кострецов. — Через три часа опять на штурм. Или опять на разведку боем — называй, как хочешь.

Слободян забеспокоился:

— Мою машину починить не успеем.

— Откладывать не могу, — отрубил Кострецов и повернулся к Шеметову. — Придется тебе в одиночку, Павел.

В голосе комбата звучала просьба, а не приказ. Он понимал, что значит идти тяжелому танку одному, без пехоты, в огневой мешок крепости.

— Хорошо, — сказал Шеметов. — Не подведите только.

— Не подведите! — вспыхнул Кострецов. — Головы поднять не дают! Сами видели! В батальоне людей раз-два и обчелся.

Шеметов слушал с таким спокойствием, что Кострецов скоро утих.

— Дивин, повтори приказ командира дивизии, — устало закончил он.

— «К исходу третьего первого сорок третьего крепость должна быть взята. Доносить мне о ходе боя каждый час», — наизусть прочел Дивин.

— Буду ждать в крепости, — сказал Шеметов.

Это прозвучало так, словно речь шла об обычном свидании, и на какой-то миг все забыли, что в крепости еще немцы.

— Жди.