Каменный пояс, 1975

Мы очень устали. От порохового дыма слезились глаза, першило в горле, трудно дышалось. Во рту пересохло, языки стали неповоротливыми, будто пересыпаны горячим песком. Пить! Никогда в жизни не хотелось так пить.

Я стоял у выхода, прислонившись к стене. В руках — автомат. Здесь только что отбили очередную вылазку фашистов. На площадке осталось несколько вражеских трупов. За пулеметом лежал сержант Николай Такнов.

Выждав момент, к убитым побежал Такнов взять оружие. Не успел он пробежать и десяти ступенек, как из-за колонны выскочил немец. Такнов полоснул по нему очередью из автомата. Тот успел укрыться за колонну. Такнов бросился вдогонку. В этот момент на ступени вылетела граната и едва не у самых ног Николая взорвалась. Пламя и дым обволокли сержанта. Все бросились к нему. Подхватили на руки.

— Коля, живой? — кричу ему. Я хотел убрать его руки от лица. Но не смог. Между пальцев ручейками бежала кровь. Он тяжело застонал.

Лосев пустился за гитлеровцем. Вскоре послышалась автоматная очередь.

— Понесем, живой, — отвечал я на немой вопрос подбежавшего Лосева.

— Готов фашист! — остервенело сказал Лосев не то Такнову, не то всем нам. Подбежали еще ребята, и Николая осторожно понесли в госпиталь.

— Глаза как? — спрашиваю санитара.

— Не задело, — как-то буднично отвечал он, бинтуя голову Такнова. Видно, не в диковинку ему такое. Чему, мол, удивляться, бывает хуже.

Уходя, легонько потрогали Николая — попрощались. А он смотрел на нас единственным, не забинтованным глазом.

В зале рейхстага мы приспособились и неплохо ориентировались. Казалось, все надежно перекрыто, как вдруг в одном месте появились несколько гитлеровцев.

— Ложись! — успел кто-то скомандовать в тот момент, когда в нас полетели гранаты. Мы успели лечь. К счастью, не пострадал никто: опять мебель спасла. Из другой части зала по гитлеровцам ударили из автоматов. Один из лазутчиков упал. Остальные нырнули в люк, успев втащить и упавшего.

Мы побежали к люку. Оказывается, есть еще лазейка: незаметно вделанная в пол крышка. Только теперь и разглядели. Попробовали открыть — не поддается. Приказываю тщательно осмотреть весь пол. А у люка поставил солдата, дал в руки обломок стула и велел сунуть под крышку, как только она поднимется.

Солдаты стали осматривать пол. Подбежал боец и сообщил, что нашел немного воды. Потащил меня к двери.

Тут я сделаю небольшое отступление для описания «нашей части рейхстага», где сражался взвод. Чтобы попасть в зал, нужно было от вестибюля повернуть вправо, подняться ступеней на шесть. Перед выходом — прямоугольная площадка. В левой стороне от нее находилась небольшая комната, очевидно, подсобное помещение. Там и нашли солдаты под столом ведро с какой-то жидкостью. Понюхали — пахло квасом. Попробовали на язык.

— Пить можно! — обрадовался «дегустатор». — Почти квас!

И припали солдаты потрескавшимися губами к ведру, передавая его из рук в руки, отпивая по два глотка. Это менее половины стакана. А что такое полстакана для изнуренного жаждой человека? Ясно, что ничтожно мало.

— Вот попейте, товарищ младший лейтенант. — И подают ведро. — Пейте досыта.

— Что это?

— Вроде бы квас. Да им не сомневайтесь, мы пробовали, ничего. Легчает.

Я медленно-медленно отпил глоток, другой. Приятная истома потекла по всему телу. Сделал еще глоток и поставил ведро на стол.

— Да вы пейте! — настаивают.

— Делить на всех, — сказал я, поблагодарив солдат. — Однако не хватит воды.

Один за другим, на несколько секунд, забегали солдаты, сержанты, чтобы отпить свою порцию и — бегом на место. Я вернулся в зал. Подбегает Досычев.

— Говорят, где-то возле рейхстага, в какой-то постройке есть вода в чанах. Только бьют снайперы.

— Мало еще потерь?!

— Ребята ослабли. Есть не просят, а пить — ох, как надо! — не отступал мой помкомвзвода.

— Ладно, — говорю. — Только вначале сам разведаю. Котелки давай.

А в комнате допивали последнюю влагу, выжимая ее в самом прямом смысле из раскисшего хлеба. Оставив за себя сержанта Лосенкова, я побежал с Досычевым к новому выходу, через который будто уже пробирались другие. Там нам указали на низкое строение с плоской крышей, предупредив: «Опасно, снайперы бьют».

«Ладно, попробуем». Отдаю Досычеву автомат, чтоб не мешал. И что есть духу вниз по ступеням. Потом еще с десяток метров — по асфальту, и оказался в надстройке. А там, точно, целое море воды в чанах. Пил большими глотками без передышки. Напившись, почерпнул воды и вылил себе на голову. И будто вновь народился.

Набрал полные котелки. Однако я не выскочил сразу, а присел у двери и быстро открыл вторую половину. У снайпера, видимо, нервы были на пределе, и он уже не смог удержаться от выстрела. На это я и рассчитывал. Зная психологию снайпера — сам снайпер! — моментально срываюсь с места и, не чуя, как говорится, под собою ног, мчусь в рейхстаг. Стрелял по мне снайпер еще или нет — не слышал. Думаю, да. Значит, счастливо отделался. Вбежал и гляжу: в каждом котелке едва-едва по половине. Но и это вода.

— Ребятам отдай. Но туда — чтоб никого.